|
|
|
|
|
|
|
Рассказ евангелиста Луки с самых ранних времен христианства воспринимался как очень важный. И, однако, же, изображался не часто. Во всяком случае, икон этого события до нас дошло не так уж много – обычно на стенах больших соборов, где евангельские события представлены очень подробно.
Самое раннее (из сохранившихся) изображений – мозаика 6 в. в базилике Сан Аполлинаре Нуово в Равенне.
Идут себе по дороге путники, беседуя и не догадываясь о том, с Кем ведут беседу, и только золотой фон мозаичной иконы намекает на действие Святого Духа, возбудившего «горение сердец» Луки и Клеопы, внимавших словам Божественного Собеседника.
* * *
Следующая мозаика – уже 12 в. – на стене собора Божией Матери в Монреале, в окрестностях Палермо. Рассказ Луки здесь проиллюстрирован очень подробно, буквально каждый эпизод, как в детской книжке.
Под углом к «Явлению двум Мариям», на соседней стене целых четыре иллюстрации к теме (вверху – Страстной цикл и Воскресение; в нижнем регистре: «Уверение Фомы», под углом – «Явление на море Тивериадском», «Вознесение» и «Сошествие Св.Духа на апостолов»).
(Отредактировано автором: 28 Мая, 2016 - 23:56:14) |
|
Всего записей: 725 : Дата рег-ции: Нояб. 2010 : Отправлено: 28 Мая, 2016 - 23:49:36 |
|
|
|
|
|
|
Воскресший Христос по дороге в Эммаус беседует с двумя путниками, причем, один из них от волнения машет руками.
И вот – сели за стол.
Христос за столом с Лукой и Клеопой благословляет хлеб…
… и исчезает.
Хлеб, надрезанный крестообразно, продолжает лежать на столе. А позы Луки и Клеопы выдают сокрушение сердечное: «Не горело ли сердце наше…»
И тут же Лука и Клеопа бегут к апостолам с радостной вестью.
(В верхнем регистре расположена сцена «Сошествия во ад» – внизу видны ключи и сломанные замки от ада).
Пожалуй, так подробно рассказ о событиях в Эммаусе не отражен более нигде. Во всяком случае, такой красноречивой сцены с фигурой отсутствия – и одновременного присутствия Христа за священной трапезой – мне более не попадалось.
* * *
Как правило, византийские художники умещали все события в две или три сцены.
Македония, Старе Нагоричино ц. Св.Георгия, 1317-18.
Грачаница ц. Успения, роспись до 1321. События показаны на одной композиции, сплошной лентой, без разделительных линий.
К этому же иконографическому ряду примыкает фреска 16 в., т.е. уже поствизантийского времени, но целиком в византийской традиции, из церкви свт. Николая в Афонском монастыре Ставроникита (автор – Феофан Критский).
Сцена трапезы в Эммаусе такого типа напоминает икону Ветхозаветной Троицы – посещения Авраама и Сарры Богом в Трех Лицах или Тремя таинственными Вестниками. Но не рублевского типа, где все Три Лица показаны равночестными, вписанными в круг, а более архаичного типа, представленного, например, Феофаном Греком в новгородской церкви Преображения на Ильине улице, а еще ближе по иконографии – в Токалы килисе Новой (11 в.) – где центральный Вестник изображен тоже с крестчатым нимбом, но как человек – без крыльев. Это значит, что перед нами Сын Божий до Воплощения – Спас Эммануил, Ангел Великого Совета, а с ними два ангела-спутника, которые затем по велению Сына Божия пойдут к брату Авраамову Лоту в Содом. И, тем не менее, изображение сакральной трапезы Троих является иконой Трех Лиц Единого Бога, предрешающего судьбы рода человеческого, т.е. символическим образом – того самого Великого Совета.
И верно, трапеза в Эммаусе – тоже не простая, но священная, с молитвой и жертвоприношением, уже безкровным. И далее сотрапезники Сына Божия пойдут по свету проповедовать Его Евангелие в числе семидесяти апостолов, т.е. посланниками или благовестниками – буквально «ангелами».
(Отредактировано автором: 29 Мая, 2016 - 18:05:19) |
|
Всего записей: 725 : Дата рег-ции: Нояб. 2010 : Отправлено: 29 Мая, 2016 - 17:44:02 |
|
|
|
|
|
|
Рассказ Луки о путешествии в Эммаус представлен также на фреске в церкви Богородицы Одигитрии в Пече (1337 г.). Однако, мы видим лишь его начало – беседу с Воскресшим Христом по дороге туда.
Здесь наглядно показан изменившийся облик Воскресшего Христа – в белом одеянии, как бы светящийся изнутри. Фигура Спасителя изображена фронтально. Он беседует с попутчиками и одновременно смотрит куда-то вдаль, в вечность. То есть пребывает как бы сразу в двух мирах – здешнем, земном, где идет по дороге, и тонком, божественном, где стоит прямо и, если и идет, то вперед, на зрителя, как бы "выпадая из кадра". Здесь налицо совмещение двух планов бытия, и показано это очень красноречиво.
К сожалению, продолжение рассказа на стене утрачено – осталась лишь часть фигуры одного из сотрапезников на табуретке.
* * *
Две последующие композиции совмещают обе эти мысли – и сакральность трапезы, и новый образ Воскресшего Христа.
Роспись 1330 г. на северной стене вимы в ц. Введения Богородицы в с. Кучевиште близ Скопье, Македония.
Лука и Клеопа рассказывают апостолам о своем приключении.
А на соседней композиции – предыдущая сцена: еще идут втроем в Эммаус, а затем трапезуют за столом с Воскресшим Сыном Божиим.
Та же сцена – покрупнее (но не полностью, к сожалению).
И здесь очень наглядно показано, что облик Христа по Воскресении, действительно, изменился – но не так, как в Пече.
Почему-то у Него теперь короткая борода и новая прическа – уложенные венцом кудри с выбритой макушкой.
Таков же Он на фреске на кресчатом своде соборного храма в Высоких Дечанах (Сербия, 1348-50):
– разве что макушка не выбрита, а волосы уложены двойным венцом, но борода тоже совсем небольшая. И также повязанный особым образом – частично поперек – гиматий.
* * *
Чтобы уяснить случившиеся в облике воскресшего Христа перемены – во всяком случае, в иконографии – придется обратиться к комментариям священнослужителей – в данном случае – протоиерея Андрея Ткачева (http://www.pravoslavie.ru58345.html): «Перед нами литургическое таинство. Преломление хлеба очевидно носило евхаристический характер. Но и шествие в Эммаус имело характер литургии, как она нам известна из Деяний и Первой апологии Юстина Философа, когда, по его словам, вначале читаются Писания пророков и воспоминания апостолов, затем предстоятель в проповеди увещевает подражать этим прекрасным вещам, а затем приносится чаша и хлеб, которые освящаются призыванием Слова. Точно так же и Господь вначале приводит Писание и изъясняет его, а затем как Первосвященник нашего спасения совершает Евхаристию». Итак, главное: «Господь открывается нам в Евхаристии».
* * *
И еще более внятно у диакона Владимира Василика (http://www.pravoslavie.ru70154.html): «Литургия условно делится на Литургию Слова и Литургию верных, органично сплавленных в единое словесное Жертвоприношение. <…> Нужно то и другое – Слово и Жертва. Связь эту можно заметить на примере одного воскресного зачала. А именно – 5-го от Луки, глава 24 стихи с 12-го по 35-й. <…> И вот тут начинается Литургия Слова. Он, “начав от Моисея, из всех пророков изъяснял им сказанное о Нем во всем Писании” (Лук. 24:27). Человеку, таким образом, необходимо объяснить все сказанное о Христе, начиная с Моисея и всех пророков. Апостольская благодать как раз и характерна тем, что Христос “отверз им ум к уразумению Писаний” (Лук. 24:45). Писание нужно вначале изучать с ближайшей стороны – с буквы. Затем доискиваться скрытого смысла и осторожно заныривать в глубины. Оттуда, из глубин, извлекши жемчуг, нужно затем и слушателей обогащать. Так надо. И восшествие по ступеням иерархии должно быть знаком внутреннего освоения смыслов Писания. Но это еще не все. Далее следует Преломление хлеба. Лука и Клеопа на Тайной Вечери не были, “примите, ядите” не слышали. И вот Христос совершает с ними Священную трапезу уже после Своей победы над смертью. “Когда Он возлежал с ними, то, взяв хлеб, благословил, преломил и подал им. Тогда открылись у них глаза, и они узнали Его” (Там же 24:30-31). Узнавание Христа происходит не ранее принятия Евхаристии из Его рук. До этого сердце может гореть в груди или сладко таять при слушании Святых слов, но полной веры еще нет, нет и узнавания. Только Евхаристия возводит жизнь во Христе на пик, откуда все видно и все ясно. Теперь еще раз вернемся к теме. Свое общение с учениками Христос делит на две равно необходимые части, расположенные в строгом порядке. Вначале – Писания “яже о Нем”. В случае апостолов это – только Ветхий Завет, так как Новый Завет в виде книги еще не существовал. В случае нашем – Ветхий и Новый Завет. Затем – Евхаристия. Именно она дает возможность узнать Христа, видеть и исповедовать Его воскресение. Отметим также, что если Ветхий Завет есть Книга по преимуществу, то Новый Завет есть в первую очередь Чаша и Кровь, и лишь затем – Книга. “Сия чаша есть Новый Завет в Моей Крови, которая за вас проливается” (Лук. 22:20). Церковное богослужение, таким образом, в точности соответствует Новозаветному откровению, согласно с которым людей нужно учить и причащать. Сначала учить, а уже затем причащать. Целью подобного порядка действий является приобщение каждого верующего человека к апостольскому опыту. Так, чтобы каждый из нас мог при необходимости свидетельствовать, что воскресший из мертвых Иисус Христос “был узнан им в преломлении хлеба” (Лук. 24:35)».
* * *
Итак, вот в чем смысл рассказа Луки о путешествии в Эммаус: это указание пути человека ко Христу через литургию Слова (она же – литургия оглашенных, т.е. готовящихся ко вступлению в Церковь), уяснение и принятие этого Слова – в обоих смыслах – сначала на уровне воли, разума, души и духа, возгорании любви к Нему, и, наконец, полное единение с Ним в Причастии – литургия Верных. «Я есмь Путь, Истина и Живот» (Ин. 14:6) – вот троичная формула божественной литургии, указанная нам Самим Спасителем. «Со страхом Божиим, верою и любовью – причаститесь!» – слышим мы великие слова, стоя перед Чашей с Его Телом и Кровью. И это еще одна троичная формула пути ко Христу. Страх должен быть не «от иудеев», т.е. не внешний, но внутренний благоговейный трепет перед Божественным Присутствием, опаляющим падшего человека, но также и возбуждающим в нем веру и, наконец, любовь к Нему, которая уже готовит человека к Причастию Ему всеми тремя своими составами. Именно такой путь прошли ученики Христовы Лука и Клеопа – из Иерусалима в Эммаус, от Креста к Воскресению, от слепоты духовной к прозрению, принятию Христа и, наконец, к Причастию Его Тела под видом освященного Хлеба. Главное здесь в том, что за трапезой в Эммаусе Воскресший Христос преломляет Хлеб, т.е. совершает Евхаристию. И тогда Его таинственное исчезновение легко объяснить: Он не уходит, но ПРЕЛАГАЕТСЯ в Хлеб. И Хлеб этот можно теперь преломлять, дробить и раздавать бесконечно – любому количеству людей и во все века – до Второго Его Пришествия, когда воскресшие праведники – Верные – воссядут с Ним за стол на Его браке – браке Агнца Божия. «И будет новая земля и новое небо…» На Тайной Вечере в Сионской горнице с двенадцатью апостолами Христос установил Таинство Евхаристии и возвестил апостолам тайносовершительную формулу – «Сия есть Кровь Моя Нового Завета… Сие есть Тело Мое…». Но преложения Тела и Крови тогда, если рассуждать логически, еще не должно было произойти, т.к. оно свершилось на Кресте – в Его смерти и Воскресении, когда смертное человеческое Его Тело Силою Святого Духа преложилось в Тело новое – безсмертное и живоносное. И впервые Христос показал это на трапезе в Эммаусе. Но и на Тайной вечере, незадолго до Страстей, это чудо совершилось – ведь Христос даже в Воплощении оставался Сыном Божиим, для Которого времени нет, для Которого «до» и «после» не имеет значения. И силою Святого Духа и Божества Своего – Он преложил стоявшее на столе вино в Кровь Свою, а лежавший на столе хлеб – в Плоть. И причастил апостолов. После же Его смерти и Воскресения это чудо впервые произошло на трапезе в Эммаусе, где Неведомый Гость исчез, Сам преложившись в Хлеб.
(Отредактировано автором: 29 Мая, 2016 - 22:03:19) |
|
Всего записей: 725 : Дата рег-ции: Нояб. 2010 : Отправлено: 29 Мая, 2016 - 21:41:42 |
|
|
|
|
|
|
Поэтому если такое натуралистическое, даже в какой-то степени комичное западноевропейское изображение Вознесения еще как-то оправдано, то поданное таким образом исчезновение Христа за трапезой в Эммаусе не оправдано никак, более того, указывает на полное непонимание сути произошедшего.
И наоборот, на мозаике Монреале оно показано очень тактично и даже с чувством – все-таки это работа византийских мастеров. * * * Мысль о переходе-преложении воскресшего Тела Христова в евхаристический Хлеб символически выявлена (имеющий очи да видит!) на фресковой композиции Мануила Панселина в Афонском соборе Протата (14 в.).
Воскресший Христос сходит во ад, чтобы вывести оттуда людей, живших на земле по Правде, пусть даже согрешивших, но покаявшихся, как Адам и Ева. А на заднем плане Ангелы – служители Небесной Литургии – с алыми платами в руках готовы принять Его Жертву – Воскресшее Тело и Кровь. Здесь же, в Эммаусе, Христос совершил уже настоящую первую на земле Евхаристию и показал всем, что Он есть Истинный Иерей – «по чину Мельхиседекову». Что прежнее, левитское, священство упразднено и новое священство, церковное, происходит уже не от Аарона, но от Него, воплотившегося и воскресшего Богочеловека, истинного Мессии, Спасителя и Искупителя рода человеческого, Сына Божия и Сына Человеческого Иисуса Христа. И далее это новое священство будет продолжаться в истории через наследование не по крови левитской, но по духу – через апостольское преемство – рукоположение с передачей благодати Духа Святого. Но и по Крови тоже – Его Крови, Евхаристической, которую Он излил на Кресте в чашу Иосифа Аримафейского и продолжает изливать за каждой христианской литургией – ныне и присно и до скончания времени…
Потому и не случайно трапеза в Эммаусе на стенах византийских храмов так сильно напоминает икону не столько «Тайной Вечери» с двенадцатью апостолами за столом, сколько икону «Гостеприимства Авраамова» или «Троицы», которая символически указует на Тайну Великого Совета Бога-Троицы – судьбоносного для нас решения Божия о создании мира и человека, но также и знания Его о неизбежном падении человека, и необходимости спасения его – через Жертву Сына Божия, во образ Которого человек и будет создан; Сын же Божий – Новый Адам – как бы зеркально, как Образ Образа, воплотится в теле человека – падшем и смертном, но воскреснет в теле первозданного Адама – светоносном и безсмертном. И восстановит истинное призвание человека, утраченное в падении, но заложенное в него в Раю, – призвание Царя и Священника, Царя над тварью и Священника Бога Вышнего, причем, Священство Адама в Раю должно было заключаться в молитве за всю тварь и служении ей и Богу в беззаветной, безоглядной, жертвенной любви – т. е. в жертве самого себя, разумеется, а не в заклании животных на алтаре (ведь смерти в Раю не было – «Бог смерти не творил»! – Прем. 1:13). Как и Сын Божий – Адам Новый – принес в великую Жертву за род человеческий и за всю тварь Самого Себя.
И вот эту знаменательную перемену в облике Воскресшего Христа – Нового Адама, Царя и Священника (а это, сочетание Царства и Священство в Одном Лице, собственно и есть то, что Ап. Павел в Послании к Евреям именует «чином Мельхиседековым», имея в виду Пс. 109), и показывают нам византийские художники 14 в. в храмах в Кучевиште и Дечанах.
Интересно, что этот образ Христа-Иерея они не придумали, но подсмотрели в более ранних храмах – 11-12 вв. И на этих очень интересных, но мало известных у нас иконах мы сейчас остановимся. * * *
(Отредактировано автором: 30 Мая, 2016 - 00:08:12) |
|
Всего записей: 725 : Дата рег-ции: Нояб. 2010 : Отправлено: 29 Мая, 2016 - 23:52:57 |
|
|
|
|
|
|
Иконография Христа-Иерея в восточно-христианском искусстве появляется довольно рано, еще во времена императора Юстиниана, когда и сами наследники римлян – ромеи (и клирики, и миряне одинаково) в большинстве своем по-римски брились и волосы на голове тоже стригли по-военному коротко или по-гречески красиво укладывали кудри, а бороду аккуратно стригли.
Равенна, церковь св. Виталия. На знаменитом групповом портрете Юстиниана со свитой по правую руку – с небольшой бородой – предположительно полководец Велизарий, по левую руку – духовенство (лысина епископа Максимиана, очевидно, естественного происхождения, зато священник – с выбритой макушкой, а у диакона волосы уложены двойным венцом). Клирики тоже стриглись коротко, но, в отличие от мирян, еще и выбривали макушку. Моду же на длинные волосы и бороды духовенство восприняло много позднее, взяв в пример монахов, которые жили в пустынях очень аскетично, ножниц просто не имели и вообще на собственный внешний вид не обращали внимания. Принято считать, что тонзура – принадлежность духовенства чисто католического. Вот, однако, иконы св. диаконов Лаврентия и Евпла работы Феофана Критского в церкви свт. Николая афонского монастыря Ставроникита уже 16 в., когда тонзура у священников и архиереев ушла, но еще осталась у диаконов, т.е. обычай духовенства выбривать макушку сохранялся и в Византии, причем, довольно долго.
Таким образом, святого клирика на стенах византийского храма узнать довольно легко. Так же и образ Христа-Иерея среди других Его образов тоже выделить нетрудно.
Необычный византийский образ Христа-Иерея очень подробно описывает А.М.Лидов («“Христос-Священник” в иконографических программах ХI-ХII веков», ВВ т.55; «Образ “Христа-Архиерея” в иконографической программе Софии Охридской», Византия и Русь, М., 1989; «Образы Христа в храмовой декорации и византийская христология после схизмы 1054 г.», ДРИ 1999).
(Отредактировано автором: 30 Мая, 2016 - 12:03:20) |
|
Всего записей: 725 : Дата рег-ции: Нояб. 2010 : Отправлено: 30 Мая, 2016 - 11:57:45 |
|
|
|