Из Беседы 2.
И целый мир, состоящий из разнородных частей, связал Он каким-то неразрывным союзом любви в единое общение и в одну гармонию, так что части, по положению своему весьма удаленные одна от другой, кажутся соединенными посредством симпатии.
[Прекрасно сказано! Но ведь известно, что даже наш падший мир держится, так сказать, «на плаву», не рушится окончательно именно благодаря пронизывающим его энергиям Св.Духа. А тем более был ими наполнен мир первозданный – единый и гораздо более гармоничный, где не было еще «розни мира сего».]
<…>
«И бысть вечер, и бысть утро, день един». Почему назван не первым, но единым? Хотя намеревающемуся говорить о втором, и третьем, и четвертом днях было бы приличнее наименовать первым тот день, с которого начинаются последующие, однако же, он назвал единым. <…>
Бог, устроив природу времени, мерою и знамениями оного положил продолжения дней и, измеряя время седмицею, повелевает, чтобы седмица, исчисляющая движение времени, всегда круговращалась сама на себя, а также и седмицу наполнял один день, семикратно сам на себя возвращающийся. А образ круга таков, что сам он с себя начинается, и сам в себе оканчивается. Конечно же, и век имеет то отличительное свойство, что сам на себя возвращается и нигде не оканчивается. Потому Моисей главу времени назвал не первым, но единым днем, чтобы день сей по самому наименованию имел сродство с веком [!!!]. И он, как обнаруживающий в себе признак одинокости и несообщимости с чем-либо другим, в собственном смысле и прилично наименован единым. <…>
… по нашему учению известен и тот невечерний, не имеющий преемства и нескончаемый день, который у псалмопевца наименован осмым (Пс. 6, 1), потому что он находится вне сего седмичного времени. Посему назовешь ли его днем, или веком, выразишь одно и то же понятие, скажешь ли, что это день, или что это состояние, всегда он один, а не многие, наименуешь ли веком, он будет единственный, а не многократный. Посему и Моисей, чтобы вознести мысль к будущей жизни, наименовал единым сей образ века, сей начаток дней, сей современный свету, святый Господень день, прославленный воскресением Господа. Потому и говорит: «бысть вечер, и бысть утро, день един».
[Сказав «А», свт. Василий останавливается и не говорит «Б». Однако, если следовать его же повелению «в сказанном подразумевай и умолчанное», мы из этого отрывка можем сделать вывод о том, что под «днем единым» мы должны понимать весь период творения – все семь дней, ибо и данный нам Богом в семидневном творении образ седмицы есть круг. Далее свт. Василий сравнивает этот «день един» с «веком», т.е., эоном, вечностью! И тогда получается, что время первозданного мира – с первого по седьмой день - но только до грехопадения людей - это и время, и вечность одновременно! Но эта антиномия времени и вечности в первозданном мире разрешается только введением особого понятия «райское» или «циклическое» время. И в самом деле: в первозданном эоне есть движение, т.е. протекание времени, но ему, как и кругу (вернее, кольцу), несть конца. И это относится не только к реальности ангельской, но и к первоначальной земной – до падения. И далее – грядущий «день восьмой» должен замкнуть кольцо линейного времени, т.к. стрела времени вернется «на круги своя», ибо день восьмой совпадет с «днем единым» - заметим, не первым, когда творение только начиналось, и не седьмым, когда блаженная вечность была прервана грехопадением людей, а именно с единым днем творения всего – и умопостигаемого ангельского мира, и мира материального, т.е. по логике вещей, вновь должно воцариться ангельско-райское циклическое время – вечное настоящее, которое здесь, на падшей Земле, в линейном времени, есть краткий миг между прошлым и будущим, но его невозможно зафиксировать или остановить. Заметим еще интересную деталь: свт. Василий говорит о том, что Бог «устроил природу времени», но не говорит напрямую «сотворил время»!]
************
И, чтобы показать путаницу, к которой приводит недопонимание и отсутствие третьего термина, приведу выдержки из книги В.Н.Лосского «Догматическое богословие». Оговорюсь сразу: я очень люблю и почитаю В.Н.Лосского, а его книги считаю наилучшим учебником православной догматики, в которых он обобщил и систематизировал учение св. отцов, нигде и ни в чем на иоту от них не отступив. Но в этом сказалась и сила его, и – только в двух главах! – увы, слабость. Ценнейшие и истинные утверждения перемежаются путаницей и противоречием самому себе.
Глава «Творение: время и вечность».
Прежде всего, примем на вооружение замечательные слова: «… если современный человек хочет истолковать Библию, он должен иметь мужество мыслить, ибо нельзя же безнаказанно играть в младенца…» Лучше не скажешь! Можно поставить эту цитату эпиграфом к нынешним моим рассуждениям, вместе с выражением о.Павла Флоренского после опубликования «Столпа», что написание им этого произведения есть некий «акт нахальства». Что уж говорить обо мне, грешной и ничтожной ?! Разве что «сила моя в немощи совершается»?
Итак, со смирением и в полном сознании недостоинства своего, но и с мужеством и даже, я бы сказала, дерзновением, продолжу. Спасибо, Владимир Николаевич, за поддержку!
Итак, Лосский начинает главу с критики современных ему экзегетов, в основном протестантских, призывавших воспринимать Библию так, как она написано, т.е. буквально.
И… Тогда вечность, подобно времени, становится линейной; мы мыслим ее как какую-то неоконченную линию, а бытие мира во времени, от сотворения до пришествия, оказывается всего лишь ограниченным отрезком этой линии... Так вечность сводится к какой-то временной длительности без начала и конца, а бесконечное к неопределенному.
Однако, конечное несоизмеримо с бесконечным.
[Таким образом, Лосский устанавливает принципиальную разницу между временем и вечностью, не уточняя, однако, что следует понимать под этими двумя терминами, – очевидно, он уверен, что они и так всем понятны. Ясно, однако, что под «временем» он, как это принято, увы, до сих пор, понимает время исключительно линейное. А «вечность», о которой говорит здесь Лосский, т.е. нечто, качественно отличное от движущегося времени, это отсутствие времени вообще, Божие безвременье или «всевечность».
А перед этим вот такое безапелляционное утверждение:]
…"начало" первого стиха книги Бытия обозначает сотворение времени.
[Ну с чего это ?! Ведь не сказано, что вместе с «небесами» и «землей» сотворил Бог время… Нельзя, конечно, читать Библию буквально, как протестантские эзегеты, но брать на себя такую смелость и приписывать то, чего нет, тоже, как мне кажется, нельзя.]
Далее Лосский обращается к «Шестодневу» свт. Василия.
Для Василия Великого первое мгновение времени еще не есть время: "как начало пути еще не путь, как начало дома еще не дом, так и начало времени - еще не время, ни даже малейшая часть времени". Это первое мгновение мы не можем помыслить, даже если примитивно определим мгновение как точку во времени (представление неверное, как показал блаженный Августин, ибо будущее непрестанно становится прошлым, и мы никогда не можем уловить во времени настоящее). Первое мгновение - неделимо, его даже нельзя назвать бесконечно кратким, оно - вне временного измерения: это - момент-грань, и, следовательно, стоит вне длительности.
<…>
Настоящее без измерения, без длительности являет собой присутствие вечности. [Совершенно верно, это и есть ангельско-райское циклическое время, где радиус оборота стремится к нулю.]
Именно таким видит Василий Великий первое мгновение, когда появляется вся совокупность бытия, символизируемая "небом и землей". Тварь возникает в некоей "внезапности", одновременно вечной и временной, на грани вечности и времени. "Начало", логически аналогичное геометрическому понятию грани, например, между двумя плоскостями, есть своего рода мгновенность; сама по себе она вневременна, но ее творческий порыв порождает время.
[Совершенно верное наблюдение о начале движения времени вместе с началом творения, но автор не уточняет, что это время особого рода, даже в отношении «эонов»-ангелов.]
Это точка соприкосновения Божественной воли с тем, что отныне возникает и длится; так что само происхождение тварного есть изменение, есть "начало", и вот почему время является одной из форм тварного бытия, тогда как вечность принадлежит собственно Богу.
[Совершенно верно, но опять не уточняется, что «время» бывает двоякого рода – время ангельско-райское и время линейное падшего мира, так же, как и вечность бывает двоякого рода – вечность Божия и вечность ангельская, тогда как ангелы тварны и, стало быть, существуют во времени! Между всевечностью Божией и линейным временем, воцарившимся только после грехопадения людей, существует как бы «прокладка», имеющая свойства и вечности, и времени. Ну почему никто до сих пор этого не заметил?!]
Но эта изначальная обусловленность нисколько тварного бытия не умаляет; тварь никогда не исчезнет, потому что слово Божие непоколебимо (1 Пет. 1,25). [Совершенно верно, потому и падших духов Бог не уничтожил.]
Сотворенный мир будет существовать всегда, даже когда само время упразднится, или, вернее, когда оно, тварное, преобразится в вечной новизне эпектаза.
[Если под преображением падшего мира после Парусии понимать возвращение его в тонкое состояние первозданного Рая, то и «преображение» времени придется понимать как переход его от линейного движения в прежнее райское состояние, т.е., в условия циклического времени, и именно это – циклическое движение нетварного времени-божественных энергий – и станет условием и основой преображения дебелой падшей материи в материю тонкую, райскую («сеется в тлении, восстает – в нетлении»). Но Лосский, похоже, здесь сам не понимает, что пишет. Кажется, написал сначала «время упразднится», потом понял, что упразднение времени, т.е. остановка времени вообще означает смерть вторую, и как бы исправился, написал «преобразится».]
Так встречаются в единой тайне день первый и день восьмой, совпадающие в дне воскресном. Ибо это одновременно и первый, и восьмой день недели, день вхождения в вечность. Семидневный цикл завершается Божественным покоем субботнего дня; за ним - предел этого цикла - воскресенье, день сотворения и воссоздания мира. "Воскресения день", как "внезапность" вечности, как день первой и последней грани.
[Вот чувствует же, что между Божией всевечностью и линейным временем, начавшимся с грехопадения человека, есть некая грань, которая представляет собою «мгновение» (R→0) или «прорыв в вечность», т.е. вечно длящееся настоящее – время ангельское и райское! Ну почему умнейший человек останавливается как будто перед невидимой преградой, не может сделать еще один шаг?! К тому же круговращение седмиц в линейном времени, так же, как чередование дня и ночи и времен года, есть образ циклического, райского времени, данный падшим людям, чтобы вселить в них надежду на возвращение в утраченную небесную родину.] <…>
Итак, говоря о вечности, следует избегать категорий, относящихся ко времени.
[И действительно, тут уж не поспоришь! Впрочем, и наоборот: говоря о времени, следует избегать категорий, относящихся к вечности, а, главное – сперва уточнить эти понятия.]
И если, тем не менее, Библия ими пользуется, то делается это для того, чтобы посредством богатой символики подчеркнуть позитивное качество времени, в котором созревают встречи Бога с человеком
[Если под «временем» понимать время линейное, т.е., время падшего мира как историю спасения рода человеческого, то так оно и есть, разве что «созревают», скорее, «встречи человека с Богом», и в этом смысле линейное время, конечно, позитивно; но об этом – в самом конце, когда мы будем говорить о линейном времени],
подчеркнуть онтологическую автономность времени как некоего риска человеческой свободы, как возможность преображения. Прекрасно это чувствуя, отцы воздерживались от определения вечности "a contrario", то есть как противоположности времени
[не все, очевидно; Максим Исповедник пишет: «Не думай, что вечность есть бесконечно длящееся время…» Обязательно найду эту цитату].
Если движение, перемена, переход от одного состояния в другое суть категории времени [линейного!], то им нельзя противопоставлять одно за другим понятия: неподвижность, неизменность, непреходящесть некоей статичной вечности; это была бы вечность умозрительного мира Платона, но не вечность Бога Живого
[Вечность Бога Живаго это и блаженный покой, и круговое движение-перихорезис, именно потому Бог и Живой – Троица, а антиномия покоя и движения, как вообще все антиномии, преодолеваются именно в Боге, Который превыше всех земных категорий и понятий (свт. Дионисий Ареопагит); кажется уж кому, как не Лосскому, это должно быть прекрасно известно!].
Если Бог живет в вечности, эта живая вечность должна превосходить противопоставление движущегося времени и неподвижной вечности. Святой Максим Исповедник подчеркивает, что вечность мира умопостигаемого - вечность тварная
[ну, еще шажочек! но нет – отсюда и до конца главы путаница полная – смесь утверждений истинных с недодуманными до конца мыслями и не сделанными выводами]:
пропорции, истины, неизменяемые структуры космоса, геометрия идей, управляющих тварным миром, сеть математических понятий - это эон, эоническая вечность, имевшая, подобно времени, начало (откуда и название - эон: потому что он берет свое начало "в веке", и переходит из небытия в бытие); но это вечность, не изменяющаяся и подчиненная вне-временному бытию. Эоническая вечность стабильна и неизменна; она сообщает миру взаимосвязанность и умопостигаемость его частей. Чувствование и умопостижение, время и эон тесно связаны друг с другом, и так как оба они имеют начало, они взаимно соизмеримы
[ну да, потому что и то, и другое одной природы и суть время; «время» это время линейное, «эон» - циклическое].
Эон - это неподвижное время, время - движущийся эон.
[Прекрасное определение циклического времени! Но если не вводить этот термин, то выходит просто поэтическая метафора.]
И только их сосуществование, их взаимопроникновение позволяет нам мыслить время.
[Очень хорошо о литургическом времени как о ворвавшейся во время вечности пишет прот. Александр Шмеман, но и он, увы, не уточняет понятий времени и вечности – какая вечность врывается в какое время? Мы же теперь можем уточнить: это ворвавшееся в линейное время ангельско-райское время циклическое – оно же поток благодати Св. Духа, освящающей на престоле подготовленные Евхаристические элементы – Хлеб и Вино – и готовящей причащающихся к жизни вечной в Царстве Божием.]
Эон находится в тесной связи с миром ангелов
[Собственно, ангелы в нем и живут].
Ангелы и люди участвуют и во времени, и в эоне, но различным образом
[Не забудем, что Лосский ведет речь только о падшем человеке и времени, соответственно, линейном. Но люди первозданные до падения жили, как и ангелы, во времени-эоне и лишь после падения оказались в потоке линейного времени].
Человек находится в условиях времени, ставшего умопостигаемым благодаря эону
[? понятие умопостигаемости все же относится, скорее, к ангельскому миру, но никак не ко времени],
тогда как ангелы познали свободный выбор времени только в момент их сотворения
[?! Свободный выбор у ангелов, конечно, был – именно потому часть их и пала, но свободный выбор времени как выбор между добром и злом был (и есть) только у человека, а ангелы даже падшие, как известно, безсмертны, т.е. действию даже и линейного времени не подвержены];
это была некая мгновенная временность [?!] ,
из которой они вышли для эона хвалы и служения, или же бунта и ненависти. В эоне существует, однако, некий процесс
[совершенно верно – «процесс» есть движение, в данном случае круговращение божественных энергий, но Лосский, кажется, не имеет этого в виду],
потому что ангельская природа может непрестанно возрастать в стяжании вечных благ, но это совершается вне временной последовательности
[ну да, время-то – циклическое!].
Так, ангелы предстоят перед нами как умопостигаемые миры, участвующие в "устрояющей" функции, которая присуща эонической вечности.
[Что такое «устрояющая функция»? ангелы участвуют в творении?! но это попахивает гностицизмом…]
Божественная же вечность не может быть определена ни изменением, свойственным времени, ни неизменностью, свойственной эону. Она трансцендентна и тому и другому.
[Ну так в этом и состоит различие между всевечностью Божией и вечностью ангельской! Ну вот так автор и ходит кругами…]
Необходимая здесь апофаза запрещает нам мыслить Живого Бога в соответствии с вечностью законов математики.
Таким образом, православное богословие не знает нетварного умопостигаемого
[в том-то и дело!].
В противном случае телесное - как единственно тварное - представлялось бы относительным злом [почему?].
Нетварное превосходит все противопоставления у чувственного и умопостигаемого, временного и вечного
[Совершенно верно, но это никак логически не выводится из предшествующей путаницы].
И проблема времени вновь возвращает нас к тому небытию, из которого воздвигает нас Божественная воля, дабы иное, чем Бог, вошло в вечность.
[Опять фраза нелогичная: чтобы иное, чем Бог, т.е. тварное, вошло в вечность, думать лучше не о небытии и безвременьи, из которых нас воздвигла Божественная воля, а, скорее, а блаженной жизни первозданных людей в условиях райского времени и о грядущем Царстве Божием.]
***************
А теперь вернемся к начальным временам и вспомним, что было дальше, т.е. после отпадения Денницы и его многочисленных присных. Эти зловредные пустые оболочки, по-видимому, надо было куда-то девать – невозможно было им оставаться в ангельском хороводе, своим беспорядочным, хаотическим движением они нарушали небесную гармонию. В Откровении св. Иоанна Богослова (12:7-9) сказано, что Бог («руками» Архангела Михаила, который есть «Кто как Бог») сверг их с небес на землю. Из текста не понятно, когда происходит это событие – в конце времени или в начале. Но если время в тонком мире циклическое, то война эта происходит вечно. Или можно предположить такой вариант: часть ангелов пала, время-энергии делают оборот и выкидывают падших вовне – «во тьму внешнюю». Но если ангелы созданы в самом начале, то земли-то еще не существовало! И Бог творит некое пространство, отличное и отдельное от того, где вращаются в вечном хороводе светоносные ангелы (в отличие от предводителя бесов, который имя Люцифера-Эосфора-Денницы с падением утратил, т.к. ангелы светятся не своим светом, а отраженным Божиим).
Это пространство – шеол или небытие. Вот тут-то они и пригрелись, эти духи разрушения (остатки его до сих пор существуют где-то на периферии тварного мира как местопребывание падших духов и грешных душ; место это, конечно, не просто в «преисподняя земли», но в ином, тонком мире, куда спустился Воскресший Христос, мгновенно проникнув туда через твердую толщу земли, как Он прошел затем к апостолам через закрытые двери сионской горницы).
Парочка антропоморфных фигур внизу – сатана и персонифицированный ад. Византийская икона Сошествие во ад, сер. 15 в. Эрмитаж.
Но в планы Божии такое положение дел не входило. И Он замыслил создать Себе (извините за тавтологию) другого друга. И друг этот Богом был создан и поставлен в центр творения как венец творения и владыка мироздания – превыше ангелов. Но сначала Бог творит место для жизни Своего друга, и место «хорошее весьма».
Итак, время, т.е. нетварный энерго-информационный поток, с новой силой изливается во вне – уже во вне циклического времени-пространства, где движутся ангелы.
Творится – вернее, упорядочивается уже созданная в первый день "земля" – пространство-материя - в течение шести «дней»-циклов, где каждый День Творения представляет собою замкнутый круг, необратимый во времени и с выходом каждый раз на новый уровень. Таким образом, творящий временной поток движется по спирали (по Дионисию Ареопагиту) и творение – т.е. актуализация логосов в вещи – закрепляется; попятного движения, т.е. аннигиляции их, рассотворения, быть уже не может.
Когда все, что задумано, создано, в том числе человек, Бог сворачивает время, закругляет его в замкнутой райской обители – это есть Седьмой День, когда Бог почил от дел Своих и благословил этот поистине святой день.
(Отредактировано автором: 21 Декабря, 2012 - 08:43:22) |
