|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
   |
|
§ 4. Императрица Евдокия
Прошло двенадцать лет, и Валентиниан приехал в Константинополь, чтобы отпраздновать свадьбу со своей двоюродной сестрой Лицинией Евдоксией (29 октября 437 г.) (54). Тогда же, если даже не раньше, значительная часть диоцеза Иллирик – Далмация и уж точно Восточная Паннония – из-под руки Валентиниана были переведены под власть Феодосия (55). Это политическое соглашение являлось частью брачного договора и рассматривалось, как цена, по которой Плацидия приобретала невестку. Новыми провинциями отныне управлял префект претория Иллирика, чья штаб-квартира на несколько лет переместилась из Фессалоник в Сирмий (56).
После отъезда дочери императрица, видимо, чувствовала себя одинокой и в соответствии с пожеланием мужа предприняла паломническую поездку в Иерусалим, дабы принести благодарность Богу в связи с замужеством дочери (57). По всей видимости, это ее решение поддержала благочестивая дама безукоризненной репутации по имени Мелания, римлянка из благородной семьи, принужденная к несовместимому браку с язычником. Обратив мужа в христианство, она отправилась с ним на жительство сперва в Египет, где основала монашеские обители, а затем в Иерусалим. Она посетила Константинополь, чтобы увидеться со своим дядей Волузианом, которого перед его смертью также склонила принять христианство. Мелания имела ощутимое влияние на императора и его домочадцев. По дороге в Иерусалим (летом 438 г.) Евдокия посетила Антиохию, где привела жителей в восторг изящной речью, произнесенной на превосходном греческом, посвященной величию эллинских традиций и афинского прошлого и приличествующей, скорее, искушенному ритору, нежели пилигриму на пути к великим христианским святыням. Несмотря на то, что в Антиохии и в Александрии свила себе гнездо слепая нетерпимость в вопросах веры, обоим этим городам, похоже, были в значительной степени свойственны эллинские стиль и лоск, в отличие от Константинополя. Последние слова в речи Евдокии вызвали гром оваций, это была цитата из Гомера: «ὑμετέρης γενέης τε καὶ αἵματος εὔχομαι εἶναι» – «Горжусь, что я вашего корня и крови» (58). Город, в котором ненавидели и высмеивали императора Юлиана с его языческим эллинством, полюбил и восславил императрицу Евдокию с ее эллинством христианским; в курии была воздвигнута ее золотая статуя, а в музее бронзовая. Ее пристрастие к Антиохии имело практические следствия, она склонила Феодосия возвести там новую базилику, отстроить термы, удлинить стены и даровать городу иные знаки благосклонности.
Приезд Евдокии в Элию Капитолину, как тогда назывался Иерусалим, воскрешал в памяти посещение его ста годами ранее Еленой, матерью Константина Великого. И хотя прелесть раннего христианства несколько потускнела за прошедшие годы, для той, что провела юность в садах афинских философов средь вздохов о языческом прошлом, которая в Новом Риме с его собраниями древнего искусства и разнообразными верованиями жителей не отвыкла окончательно от обычаев и привязанностей молодых лет, прикосновение со всей торжественной искренностью взволнованного христианского паломника к атмосфере города, хранившего совсем другое прошлое, противоположное эллинскому, чьими памятниками были следы жизни праведников и мощи святых, не могло не ошеломить яркими впечатлениями и переживаниями (59). Иерусалим, по всей видимости, открылся Евдокии только своей религиозной стороной, а в целом он в то время поразительным образом соединял в себе благочестие с весьма вольными нравами. Современный церковный автор писал, что Иерусалим был развращен более Гоморры, и только стоявший в городе гарнизон позволял совладать с этим развратом. Однако же Иерусалим привлекал паломников со всех сторон света.
Влияние вернувшейся в 439 г. из Палестины императрицы все еще оставалось достаточно сильным (60). Похоже, она сблизилась с Киром Панополитанским, занимавшим очень необычное положение, будучи одновременно префектом претория Востока и префектом города (61). Он был поэтом, как и его земляк Нонн, хотя и менее одаренным (62), изучал искусства, архитектуру и хранил «эллинство» в душе. Отмечалось, что при Феодосии II государственное делопроизводство на Востоке стало все отчетливее воспринимать греческий образец, и Кир являлся типичным примером этой эволюции. Приказы он выпускал на греческом, за каковое новшество был порицаем писателем последующего столетия (63). Его префектуру в Константинополе долго вспоминали добром, поскольку при нем возвели и починили множество зданий и внесли улучшения в городское освещение. Горожане порой с энтузиазмом выкрикивали на Ипподроме: «Константин построил город, а Кир его обновил» (64). Осенью 441 г. (65) он еще занимал свои должности, но вскоре впал в немилость. Возможно, именно его популярность вызывала подозрения. Склонность к язычеству предоставляла удобный повод для обвинения. Его принудили принести церковные обеты и сделали епископом Котиеи Фригийской. Первая же проповедь, которую злонамеренная паства принудила его произнести, изумила и заставила аплодировать тех, кто ее слышал:
– Братие, отметим же Рождество Бога нашего и Спасителя Иисуса Христа молчанием, поскольку одним Словом Божиим произошло у Святой Девы зачатие через слух. Слава Господу вовеки. Аминь» (66).
Дружба между Киром и императрицей Евдокией, которая искренне симпатизировала высокообразованному язычнику, заставляет предположить, что его опала напрямую связана с событиями (обстоятельствами), которые вскоре привели к ее собственному падению. Можно предположить, что согласие между нею и золовкой сохранялось не всегда, разногласия усилились по возвращении из Палестины (67). К раздору своими уловками подстрекал евнух Хрисафий Цтомма, восходивший в ту пору к такому придворному значению, какое позволило ему впоследствии подчинить себе волю императора (68). Пульхерия имела право на дворцового управляющего (препозит августы), который официально состоял на службе царствующей императрицы. Естественно, такая привилегия не могла не вызывать ревности в сердце Евдокии, и Хрисафий настоял, чтобы она потребовала у императора назначить препозита и ее собственному двору. Феодосий отказал, но теперь она, по совету Хрисафия, стала добиваться, чтобы Пульхерию посвятили в сан диакониссы, ввиду того, что она приняла обет безбрачия. Пульхерия отказалась бороться за власть. Она отослала своего препозита Евдокии и удалилась в дворец на Евдоме (69). Добившись удаления одной из императриц, Хрисафий взялся за устранение другой, дабы добиться исключительного влияния на слабовольного Феодосия и уже ни с кем его не делить. В достижении этой цели он, видимо, получил поддержку православной придворной партии, преданной Пульхерии и с подозрением смотревшей на склонность ее невестки к греху эллинства. Мысли императора отравили и направили против жены подозрением, будто она сошлась с Павлином (70), красивым мужчиной, товарищем императора по детским годам. Вероятно, в легенде о яблоке Евдокии, которую донес до нас хронист(71), содержится зерно правды.
Когда император Феодосий шествовал в церковь в праздник Богоявления (Крещения), магистр оффиций Павлин, страдая от боли в ноге, остался дома и прислал извинения. Некий бедняк преподнес Феодосию необыкновенно крупное фригийское яблоко. Император и весь его двор (сенат) дивились ему, и император немедленно велел уплатить 150 номизм человеку, это яблоко доставившему. Яблоко он послал августе Евдокии, а августа отослала его Павлину, магистру оффиций, так как он был другом императора (73). Но Павлин, не ведавший, что император посылал его для императрицы, велел передать диковину императору Феодосию, как только тот вернется во дворец. Император, получив его и узнав, спрятал. И, позвав августу, спрашивал ее, говоря: «Где яблоко, что я послал тебе?». Она отвечала: «Я его съела». Тогда он заставил ее поклясться спасением души, что съела, а не отдала кому-либо другому. Она поклялась, что никому не отдавала, а съела сама. Император приказал принести яблоко и показал его жене. И негодовал на нее, подозревая в любовной связи с Павлином, которому передала яблоко, от чего теперь отрекается. Из-за этого Феодосий предал Павлина смерти. А императрица Евдокия горевала, считая себя оскорбленной, ведь все были уверены, что Павлина убили из-за нее, поскольку он был очень красивым молодым человеком. И она стала умолять императора отпустить ее по святым местам на богомолье, и он ей разрешил. И она из Константинополя отправилась молиться в Иерусалим.
Каковы бы ни были истинные обстоятельства дела, известно, что магистр оффиций Павлин был послан в Каппадокию и там казнен по императорскому приказу в 444 г. (74). Можно с доверием отнестись к версии, что ее прежняя короткость с Павлином была использованы для отвращения Феодосия от супруги; ее положение, в конце концов, сделалось столь непереносимым, что она предпочла испросить позволения императора покинуть дворец и отправиться в Иерусалим (443 г.) (75). Она не была лишена императорского титула, могла распоряжаться щедрым содержанием. В Иерусалиме она заняла столь прочное положение и принимала столь деятельное участие в организации общественных работ, что Феодосий возревновал и послал командира своей гвардии Сатурнина расследовать ее деятельность. Сатурнин убил священника Севера и диакона Иоанна, доверенных лиц императрицы (76). Она отомстила, позволив убить Сатурнина; свидетельства некоторых наших источников заставляют предположить, что она отдала прямое приказание (77), по догадкам других, не в меру ретивые слуги или же возмущенная чернь поспешили угадать ее предполагаемое желание. После этого по императорскому приказу ей урезали содержание.
Следующие шестнадцать лет (78) жизни этой любезной дамы пошли в Иерусалиме, где она посвятила себя делам благотворительности, строила церкви, монастыри и богадельни, восстанавливала городские стены (79). Она оказалась вовлечена в богословские бури, захлестнувшие Восток к концу царствования Феодосия, каковые события потребуют нашего внимания в другом месте. Говорят, перед смертью она вновь и вновь отрицала, что была якобы неверна мужу.(80)
-----
Пожалуйста, заплатите налоги! Сomes sacrarum largitionum. |
|
Всего записей: 294 : Дата рег-ции: Март 2008 : Отправлено: 17 Марта, 2016 - 16:44:26 |
|
|
|
|
|
|
|
| |
|
§ 5. Константинопольский университет и Кодекс Феодосия
Тремя самыми важными деяниями в царствование Феодосия II были: обнесение города стенами с суши и с моря, о котором мы уже писали, основание университета и создание свода законов, который получил его имя. Вызывает интерес, явилось ли учреждение в столице высшей школы следствием влияния юной императрицы, получившей образование в школах Афин. Новому университету (основан 27 февраля 425 г.) предстояло соперничать с учебными заведениями Александрии и афинским университетом, рассадником язычества – в его деятельность, впрочем, правительство предпочитало напрямую не вмешиваться – и тем самым содействовать распространению христианства. Аудитории были устроены в Капитолии. Латинский язык преподавали десять грамматиков или филологов и три ритора, греческий – тоже десять грамматиков, но уже пять риторов; были учреждены одна кафедра философии и две – юриспруденции. Поскольку греческих кафедр имелось на две больше, чем латинских, можно отметить этот факт, как ступень на пути к перемене официального языка в восточной половине Римской империи (81).
В 429 г. Феодосий решил собрать все указы, изданные «прославленным Константином, божественными императорами, наследовавшими ему, и нами самими». Новый кодекс следовало скомпилировать по образцу Кодекса Грегориана и Кодекса Гермогениана (82). Работу поручили комиссии из девяти членов, среди которых был Апеллес, профессор права в новооткрытом университете. Через девять лет труд был завершен и обнародован, но за прошедшие годы состав комиссии изменился; Только двое первоначальных работников, Антиох и Феодор, числились среди восьми, упомянутых в эдикте, сопровождавшем итоговую публикацию. А в постановлении 435 г., уточнявшем полномочия комитета в завершающий период работы, упоминается шестнадцать составителей (83).
Совместное обнародование кодекса Феодосием и Валентинианом (15 февраля 438 г.) подчеркивало единство империи. Пребывание младшего императора в Константинополе по случаю свадьбы с Евдоксией облегчило сотрудничество в этом деле. 23 декабря того же года собрание сената Старого Рима приняло кодекс, написанный правоведами Рима Нового. Официальный отчет о рассмотрении вопроса – gesta in senatu Urbis Romae de recipiendo Codice Theodosiano – можно прочитать и сегодня. Префект претория и консул того года Аниций Ацилий Глабрион Фавст сказал так:
– Счастливая прозорливость бессмертных императоров простерлась до поры, когда украсила собой мирное благоденствие тех, кого прежде защищала оружием. В прошлом году, когда мы, как верные слуги, присутствовали на празднестве, из всех торжеств счастливейшем, и когда брак был благополучно заключен, священнейший государь и наш властитель Феодосий выразил желание воспользоваться сим благом также и в свое царствование, и предписал свести воедино законы и записать их в сжатой форме шестнадцати книг, которые, как мы того желаем, носили б его священнейшее имя. Каковое начинание наш бессмертный государь и властитель Валентиниан поддержал со всею преданностью сотруженика в царствовании и с сыновней любовью.
Все сенаторы поддержали речь обычным восклицанием: «Хорошо сказано!» (nove diserte, vere diserte). Однако чем далее следовать текстам актов римского сената, полезнее прочесть имперскую конституцию, представившую великий кодекс римскому миру.
Императоры Феодосий и Валентиниан, августы, к Флоренцию, префекту претория Востока.
Наша снисходительность не единожды подвергалась испытанию, когда мы пытались понять причину такого положения, когда искусства и (гуманитарные) науки поддержаны столь многими наградами, а в то же время находится столь мало людей, обладающих полным знанием гражданских законов, и появляются такие весьма редко; мы изумлены, что среди многих, чьи лица бледны от полночных умственных занятий, едва один или двое достигли глубокой и полной учености.
При нынешнем великом множестве книг, различных способов ведения дела и трудностях судебной практики, наконец, при огромном количестве имперских конституций, темных и неясных, словно скрытых, так сказать, за крепостным валом, человеческий ум не в состоянии извлечь из них толк. Понимая, что столкнулись с насущным требованием нашего времени, мы рассеиваем мрак и возвращаем законам свет, представляя их в сжатом изложении. Для этого мы избрали благородных людей испытанной честности, известных знаниями юристов; устранив разночтения, мы опубликовали постановления наших предшественников, дабы люди больше не сталкивались с высокомерными советами искушенных юристов, которые они изрекают будто по внутреннему озарению, хоть, к примеру, условия обращения в суд при споре о наследстве четко определены, а размер вознаграждения для судьи доподлинно известен. Стараниями сведущих людей с этих тонкостей ныне снята завеса, и они вынесены на свет дня под сияющий блеск нашего имени.
И пусть те, кому мы препоручили божественные тайны нашего сердца, не считают, что недостаточно вознаграждены. Если наш внутренний взор верно предвидит будущее, их имена в потомстве останутся связанными с нашим.
Таким образом разогнав туман, на блуждания в котором многие потратили жизнь и не смогли найти верного пути, мы утверждаем сжатое изложение имперских конституций со времени божественного Константина и, начиная с первого дня следующего января, запрещаем использовать в судопроизводстве иные образцы, нежели эти книги, что носят наше имя и хранятся в священной канцелярии. При этом память ни одного из прежних императоров не потерпела урона, ни один автор закона не был забыт; напротив, от восприятия нами их августейших указов они как бы озарились отраженным светом. Слава зачинателей, должным образом облагороженная (сохраненная) пребудет вечной; и чужой блеск, таким образом, не будет присвоен нашему имени, оно озарится только краткостью изложения (nisi lux sola brevitatis).
И хоть предпринятая работа обязана исполнением нашему благоприятному начинанию, мы, тем не менее, полагаем более соответствующим императорскому величеству (magis imperatorium) и более заслуживающим славы пустить зависть лететь прочь и позволить памяти авторов сохраниться навечно. Для нашего удовлетворения достаточно и более чем достаточно, что мы сняли пелену с законов и вернули труды наших предшественников из несправедливого забвения.
Далее мы предписываем, чтоб отныне и впредь ни один указ не мог быть издан на Западе (in partibus occidentis) или в любом другом месте непобедимым императором, сыном нашего милосердия, вечным августом Валентинианом, или получить законного обоснования без того, чтобы божественным постановлением такой же не употреблялся и нами.
Та же предосторожность должна соблюдаться и для актов, публикуемых нами на Востоке (per Orientem); и те должны быть осуждены как неподлинные, которые не записаны в Феодосиевом Кодексе, кроме особых документов в правительственной канцелярии.
Было бы слишком долго перечислять все, что вложено в завершение этой работы трудами Антиоха, всех превосходящего префекта и консула; прославленного Максимина, бывшего квестора нашего дворца, выдающегося во всех областях литературы; прославленного Мартирия, комита и квестора, преданного переводчика нашего милосердия; Сперанция, Аполлодора и Феодора, всеми уважаемых людей и комитов нашей священной консистории; уважаемого Эпигена, комита и магистра канцелярии императорских распоряжений; уважаемого комита Прокопия, магистра канцелярии жалоб. Эти мужи достойны сравнения с любым из древних.
Осталось, о Флоренций, самый дорогой и нежный родственник, чтобы ты своей прославленной и прекрасной деятельностью, всегда оправдывающей ожидания императоров, донес распоряжения нашего августейшего величества до всех людей и всех провинций.
Подписано 15 февраля в Константинополе (438 г.) (84).
Почти через сто лет кодексу Феодосия пришел на смену кодекс Юстиниана, и для юриста первый менее важен, чем для историка. Историк всегда должен с благодарностью вспоминать имя Феодосия, а также Антиоха, если верно, что именно министр подал идею этого труда. Ведь полный свод законов, сохранившийся в нем, дает нам ясные и бесспорные сведения о социальных условиях в империи, без которых использование других исторических источников столкнулось бы с множеством неразрешимых проблем (85).
Последние десять лет правления были несчастливы. Иллирийские провинции опустошали гунны, а выплаты, которыми слабое правительство пыталось откупиться от захватчиков, истощили казну (86). Евнух Хрисафий, сумевший удалить из дворца жену и сестру императора, оспаривавших его влияние, полностью подчинил себе волю своего господина и, похоже, держал под контролем правительственную политику. Говорят, и этому верится без труда, будто Феодосий в это время имел привычку не читая подписывать государственные документы (87).
Власть Хрисафия оставалась неколебимой (88) до последних месяцев перед смертью императора, затем он впал в немилость, а Пульхерия вернула свое влияние (89). Феодосий умер 28 июля 450 г. от болезни позвоночника, ставшей следствием падения с коня (90).
-----
Пожалуйста, заплатите налоги! Сomes sacrarum largitionum. |
|
Всего записей: 294 : Дата рег-ции: Март 2008 : Отправлено: 20 Марта, 2016 - 17:20:57 |
|
|
|
|
|
|
|
| |
|
§ 6. Правление Маркиана (450 – 457)
Поскольку Феодосий не имел мужского потомства и не назначил себе соправителя, правление восточной части империи должно было автоматически перейти к его двоюродному брату и западному коллеге Валентиниану III. Но такой исход дела не понравился бы самому Феодосию и не удовлетворил бы его подданных. Известно, что на смертном одре Феодосий указал на наследника. Среди сенаторов, присутствовавших при этом, был Аспар, магистр армии, и Маркиан, известный военачальник, не одну кампанию бывший адъютантом Аспара. Император сказал Маркиану: «Мне было открыто, что ты станешь править после меня» (91). Можно предположить, что этот выбор был заранее сделан Пульхерией и ее братом, поскольку Пульхерия согласилась стать номинальной женой Маркиана, и династия Феодосия, таким образом, формально продолжилась (92).
Маркиан был увенчан императрицей на Евдоме (25 августа), вероятно, на этот раз и патриарх Анатолий принял участие в коронационной церемонии (94). Первым делом нового царствования стала казнь Хрисафия (95), и достойно упоминания, что Хрисафий был приверженцем зеленой партии цирка, а Маркиан покровительствовал синим. Его правление стало временем спокойствия, особенно по контрасту с невзгодами, которые сопутствовали расчленению империи на западе. Позже о нем вспоминали, как о золотом веке (96). Внутренняя политика Маркиана была отмечена экономией финансов, что было совершенно необходимо, поскольку в последние годы его предшественника казну опустошили большие выплаты гуннам.
Маркиан отказался впредь платить дань, и после своей смерти оставил изрядно пополнившуюся казну (97). Он добился этого не увеличением бремени, возлагаемого на народ, но мудро ограничивая свои расходы. Он облегчил налоговый гнет настолько, насколько это позволяли римские фискальные правила. Когда на подданных обрушивались нежданные бедствия, он оказывал им помощь из государственных средств. Одним из первых своих распоряжений он простил недоимки по налогам (98). Для находящихся в столице сенаторов он уменьшил денежные траты, необходимые для исполнения преторских обязанностей (99). Он объявил, что консулы вместо раздачи денег толпе должны вносить их на содержание в исправности городского водопровода (100). Он предпринял попытку положить конец такому злу, как продажа административных должностей (101). А распоряжением, вероятно, наиболее приятным для представителей высших классов общества, освободил их от follis, налога в семь фунтов золота на собственность сенаторов (102).
Одно из его распоряжений можно рассматривать, как весьма характерное. Константин Великий, чтобы сохранить чистоту сенаторского сословия, провозгласил незаконным брак сенатора с рабыней, женщиной-вольноотпущенницей, актрисой или с женщиной, не имеющей общественного статуса (humilis). Маркиан повелел, чтоб этот закон не препятствовал женитьбе с уважаемой свободной женщиной, даже если она бедна или низкого происхождения, и заявил, что уверен, что сам Константин согласился бы с таким толкованием (103). Самым доверенным министром императора был Евфимий, магистр оффиций, чьим советам он постоянно следовал (104). В царствование Маркиана не возникало крупных внешних угроз, случались только небольшие стычки в Сирии с приходящими из пустынь сарацинами, и военные столкновения на южных рубежах Египта. Со времен Диоклетиана Верхний Египет подвергался набегам влеммиев и нобадов. Чтобы усилить оборону границы Феодосий II разделил провинцию Фиваида на две, верхнюю и нижнюю, и для верхней объединил в одних руках гражданскую и военную власть (105). К началу царствования Маркиана этот пост занимал Флор, отличившийся тем, что прогнал варваров, снова начавших беспокоить провинцию, обратно в пустыню (106). Влеммии выразили желание заключить четкий договор с империей, и для этого отправили посольство к Максимину, вероятно, занимавшему пост магистра армии Востока. По достигнутым договоренностям влеммиям разрешалось в определенное время приезжать в Филы, чтобы поклоняться культу Изиды в посвященной ей храме, где христианская политика императоров принуждена была мириться с отправление старых языческих ритуалов. Однако известно, что, когда Максимин вскоре после того умер, племена снова предательским образом возобновили набеги.
Главным деянием, которое сохранило в памяти потомков правление Маркиана, стал созыв Четвертого Вселенского Собора в Халкидоне. Решения этого собора принесли удовлетворение императору и императрице; они не могли предвидеть тяжелые политические последствия, к которым они вели. Пульхерия скончалась в 453 г. (107). Жизнью, проведенной в благочестивых трудах и заботах милосердия, она снискала похвалу церкви, и все свое состояние оставила бедным. Среди храмов, которые претендуют на то, чтобы она считалась их основательницей, можно упомянуть три, посвященных Божией Матери. Один известен, как храм Богородицы в Халкопратейях (108), называемый так из-за своего расположения в квартале медников недалеко от Св. Софии. На восточном побережье города у подножия первого холма она построила храм Богородицы Одигитрии (109) – Путеводительницы, посвященный иконе Пресявтой Девы, которую ее невестка прислала из Иерусалима. Самой известной из трех является церковь, построенная Пульхерией во Влахернах перед самой смертью. Церковь эту сочли достойной для покрова Богоматери, привезенного из Иерусалима при преемнике Маркиана, который возвел для него специальную часовню (110). В дальнейшем жители Константинополя стали почитать эту драгоценную реликвию, как некое подобие палладиума, защищающего их город.
Маркиан умер в первый месяц 457 г. (111), и на нем в Новом Риме прекратилась династия Феодосия, к которой он принадлежал через женитьбу.
(Отредактировано автором: 21 Марта, 2016 - 11:46:35)
-----
Пожалуйста, заплатите налоги! Сomes sacrarum largitionum. |
|
Всего записей: 294 : Дата рег-ции: Март 2008 : Отправлено: 21 Марта, 2016 - 11:19:57 |
|
|
|
|
|
