|
|
   |
|
§ 7. Последние годы верховенства Стилихона и его падение (405 – 408 гг.)
Провинции верхнего Подунавья – Реция, Норик и Паннония, в ту пору все еще находились под полным контролем римских губернаторов, а главные города оставались цветущими центрами римской цивилизации. Правда, некоторые местности Паннонии занимали остроготы, гунны и аланы, которых там поселили Грациан и Феодосий после своих побед над готскими захватчиками в 380 г. Из них остроготы были, по-видимому, размещены в северо-западной из четырех Паннонских провинций – Паннония Прима, а северо-восточная – Валерия, предоставлена гуннам.
Граница, разделяющая Паннонию и Норик, шла от окрестностей нынешнего Тульна-на-Дунае до Петтау, в то время как течение Эна (Инн) обозначало западный край Норика, отделяя его от Реции. Самую северную точку Дунайского русла (северная граница Реции проходила по этой реке, к западу достигая ее истока) отмечала Батава кастра (Регенсбург). Важнейшей дорогой из Италии в Рецию была Клавдиева дорога, которая через Тироль вела от Мерано и Финшгау к Августа Винделикорум (Аугсбург); дорога через перевал Бреннер использовалась реже. Аквилея была крупным узлом дорог, ведущих из Италии в Норик, Паннонию и Балканские земли. Отправляющийся в Паннонию должен был проследовать из Аквилеи в Келею (Cелье) и Петовию (Петтау), откуда горная дорога продолжалась до Саварии (Штайнамангер), где встречались несколько дорог: одна шла на север к Карнунту (Петронелла), вторая на северо-восток, а третья на юго-восток к Софиане (Фюнфкирхен) Три дороги вели от Аквилеи через Юлианские Альпы: (1) в Агунтум (поблизости от Линца); (2) в Вирунум (Мария Зааль около Клагенфурта), от которого дороги шли к Ювавуму (Зальцбург), Лауракуму (Лорш) и другим поселениям на Дунае; и (3) к Эмоне (Лайбах), которая в административном отношении являлась частью Венетии и сама была соединена дорогой через горы с Вирунумом. Здесь, в Эмоне, встречались две дороги, из которых одна вела в северную Паннонию (как мы видели, через Келею), другая через южную Паннонию вдоль долины – к Саве, далее через Сисцию (хорватский Сисак) к Сирмию (Митровица) и Сингидуму (Белград), а оттуда к Константинополю. Нужно заметить, что Паннония на юге граничила с провинцией Далмация, поскольку тогда Далмация тогда включала в себя не только Адриатическое побережье к югу до Алессио, но также и земли, которые затем стали известны, как Босния и Герцеговина, а также часть Истрии к западу от реки Арсия.
В начальные годы правления Гонория граница Паннонии оставалась совершенно открытой, так что ее провинции страдали как от варваров, что уже находились внутри их территорий, так и от приходящих извне. Связного повествования обо всех бедствиях, обрушившихся на Паннонию, мы не имеем; сохранились только смутные жалобы и намеки современных писателей. Но даже в этих истерзанных землях началась паника, когда в последние месяцы 405 г. огромное сонмище германцев, в основном, остроготов, обрушилось на Италию. Их вел искатель приключений Радагайс, несколькими годами ранее изгнанный Стилихоном из Реции. Поскольку места обитания остроготского народа все еще находились у реки Днестр, то марш им пришлось предпринять весьма длинный, какой бы путь для него они ни выбрали. Можно полагать, что они переправились через Дунай на Паннонской границе. Нам ничего не известно об их действиях в Дунайских провинциях, не знаем мы и по каким дорогам варвары дошли до Аквилеи. Веротяно, Радагайс, рассчитывая нагрянуть в Италию неожиданно, не задерживался ради грабежа городов Паннонии и Норика. Но есть сведения, что население районов, через которые прошли германцы, бежало перед ними, ища спасения в Италии. В Италию германцы проникли, не встретив сопротивления, и варварское войско наводнило северные провинции. Сохранились сообщения, что через некоторое время оно разделилось на три отряда, из которых главный под командованием Радагайса напал на Флоренцию. Стилихон, собравший свои силы в Тикинуме, числом, вероятно, менее 20 000 комитатов, получил подкрепление из-за Дуная от аланов и гуннов, и заставил Радагайса отступить к Фьезоле. Римляне сумели перерезать снабжение варваров, а затем принялись их вырезать в свое удовольствие. Радагайс был схвачен и казнен (23 августа 406 г.), и победа, которая, как было наивно объявлено, навсегда покончила с готской нацией, была отмечена возведением в Риме триумфальной арки. Однако Италия, должно быть, жестоко пострадала, поскольку варвары шесть месяцев находились на ее земле.
Из скудных письменных свидетельств о вторжении видно, что, когда Радагайс нагрянул в Италию, полевая армия в распоряжении Стилихона была так малочисленна, что он не отваживался на битву с превосходящими силами противника, пока не получил помощь от гуннов. Вероятно, часть войск из тех, что прибыли для борьбы с Аларихом из Галлии и Британии, к тому времени уже были отправлены обратно, но, если так, то следовало снова призвать галльских легионеров с Рейнской границы, чтобы сражаться с Радагайсом. Несомненно, так и произошло, поскольку Рейн фактически остался без защиты, когда в конце 406 г. германские отряды переправились через реку и принялись разорять Галлию. Это событие определило будущую историю Западной Европы, хоть правительство в Равенне и не представляло всех его последствий. Во всяком случае, Стилихон имел возможность поспешить на выручку жителям галльских провинций. Вместо этого в 407 г. он снова занялся планами относительно Иллирика, которые пришлось отложить из-за вторжения Радагайса. Отношения между восточным и западным дворами уже долгое время оставались неприязненными, и раздоры достигли наивысшего накала, когда церковное посольство, отправленное Гонорием к брату с протестом по делу Златоуста, оказалось брошено в тюрьму. Это стало достаточным основанием для Стилихона, чтобы закрыть италийские порты для кораблей подданных Аркадия и прервать все сношения между двумя царствами. Алариха предупредили, чтобы он удерживал Эпир для Гонория, а Иовий был заранее назначен префектом претория Иллирика. Стилихон находился в Равенне, занятый приготовлениями к переправе через Адриатическое море, когда ему доложили о смерти Алариха. Известие оказалось ложным, но оно отсрочило исполнение предприятия; а потом пришли тревожные новости о том, что в Британии некий солдат Константин объявлен императором и уже переправился в Галлию. Снова планы Стилихона оказались расстроены. Он мог позволить себе равнодушно взирать на действия враждебных варваров в провинциях по эту сторону Альп, но не рискнул пренебречь долгом, обязывавшим его принять меры против мятежа. Алариха совершенно не волновали затруднения платившего ему хозяина, он бесился из-за постоянных отсрочек. В самом начале 408 г., вероятно, встревоженный приготовлениями восточного правительства к обороне Иллирика, он двинулся к северу и проследовал горной дорогой от Сирмия до Эмоны. Там он остановился и вместо того, чтобы пройти через Юлианские Альпы на Аквилею, свернул на север по дороге, ведущей через проход Loibl на Вирунум (Верона?). Здесь, в провинции Норик, он разбил лагерь и отправил посольство в Рим с требованием компенсации за все невзгоды, перенесенные им ради интересов Гонория. Указывалась сумма в 4 000 фунтов золота (£180,000). Собрался сенат, Стилихон вынудил его принять чудовищные требования, но многие были разочарованы политикой, играющей на руку варварам, и один из сенаторов, будучи посмелее, чем остальные, воскликнул: «Это не мир, это добровольное рабство». Но такова была сила императорского тестя, и таков внушаемый им трепет, что опрометчивый оратор после роспуска собрания счел благоразумным искать убежища в церкви. Деньги Алариху были выплачены, и он остался на службе Гонория. Вероятно, имелось в виду послать его против узурпатора в Галлию.
Но положение Стилихона отнюдь не было таким прочным, как представлялось. Его дочь, императрица Мария, умерла, но Гонория побуждали жениться на ее сестре Эмили Матерне Терманции, и Стилихон мог считать, что его влияние на императора оставалось непоколебимым, и по-прежнему надеялся на брак своего сына с Плацидией. Но популярность, завоеванная им победой над Гильдоном, изгнанием Алариха из Италии, разгромом Радагайса, постепенно сходила на нет. Неудачи в Галлии, захваченной узурпатором и опустошаемой варварами, объяснялись его бездарностью или продажностью, а подозрительные сношения с Аларихом грозили новыми бедами для Италии. Шептались, будто планы относительно Восточного Иллирика только маскируют его намерение разделить империю на три части, чтобы его собственный сын Евхерий сделался одним из трех императоров-соправителей. И самого Стилихона, и его жену Серену ненавидели представители родовитых римских языческих семей, все еще имевшие преобладающее влияние в столице. Поддержка армии тоже не была безоговорочной: когда он и Гонорий находились в Риме весной 408 г., друг предупредил Стилихона, что войска, размещенные в Тикинуме, по отношению к его правительству настроены далеко не сочувственно.
Гонорий на своем обратном пути в Равенну достиг Бононии, когда в мае прибыли известия о смерти его брата. Он загорелся желанием отправиться в Константинополь для защиты интересов своего малолетнего племянника Феодосия, и призвал для совета Стилихона. Тот отговорил его от намерения, твердя, что для законного императора смертельно опасно покидать Италию, когда Галлия находится в руках узурпатора. Он сам решил предпринять путешествие в восточную столицу; на время его отсутствия угрозы со стороны Алариха не ожидалось, поскольку тому было поручено двинуться против Константина. Смерть Аркадия представлялась Стилихону шансом слишком удачным для исполнения его замыслов в Иллирике, чтобы им не воспользоваться. Гонорий дал согласие, были составлены и подписаны официальные письма: Алариху с поручением восстановить власть императора в Галлии, Феодосию в связи с миссией Стилихона в Константинополь.
Затем император проследовал в Тикинум, где и был составлен заговор для устранения пребывавшего в могуществе и ничего не подозревавшего министра. Придворный сановник Олимпий, имевший доступ к Гонорию во время его поездки, высказал клеветническое предположение, будто Стилихон собирается избавиться от Феодосия и возвести на восточный трон собственного сына. В Тикинуме он сеял те же измышления среди волновавшихся и склонных к восстанию войск. Его усилия привели к военному мятежу, во время которого были убиты почти все высшие сановники, состоявшие при императоре, включая префекта претория Италии и Галлии (13 августа).
Первой мыслью Стилихона, когда путаная весть об этих тревожных событий застала его в Бононии, и еще представлялось неясным, уцелел ли сам император, было двинуться во главе своих варварских отрядов для наказания мятежников. Но когда его уверили, что император не пострадал, он засомневался, стоит ли вести варваров против римлян. Его германские последователи, самым видным из которых был гот Сар, жаждали действий и возмущались переменой в его намерениях. Сам же Стилихон направился в Равенну, вероятно, чтобы убедиться в верности стоявших там войск. Но Гонорий, подстрекаемый Олимпием, послал командиру гарнизона приказ арестовать всесильного магистра милитум. Стилихон под покровом ночи скрылся в церкви, но на следующий день позволил вывести себя и заключить в тюрьму, получив заверения, что в приказе императора не содержится указания о предании его смерти, но только о содержании под стражей. Затем пришло второе письмо, уже с требованием казни. Иноземцы из числа домашней челяди, прибывшие в Равенну вместе со Стилихоном, попытались выкрасть его, но он безоговорочно запретил им вмешиваться, и был обезглавлен 22 августа 408 г. Его палача Гераклиана вознаградили должностью комита Африки. Его сын Евтерий вскоре был предан смерти в Риме, а император поспешил порвать с Терманцией, которая девственницей была возвращена матери. Поместья низвергнутого министра, как обычно, были конфискованы. Не предпринималось никаких попыток судебного разбирательства, его виновность считалась несомненной, но после казни произведено было следствие для выяснения, кто из друзей и последователей Стилихона мог быть замешан в его преступных намерениях. Ничего не было открыто; было совершенно ясно, что если Стилихон и замышлял измену, то никому доверяться не стал бы.
В Италии мало кто сожалел о падении Стилихона. В течение тринадцати с половиной лет этот наполовину романизированный германец был повелителем Западной Европы, но совершенно очевидным образом не справился с задачей защиты населения римских провинций и достижений их цивилизации от завистливых варваров, кишевших в пограничье. Ему удалось выдворить Алариха из Италии, но самого нападения он не предотвратил. Он уничтожил войско Радагайса, но перед этим Радагайс опустошил северную Италию. Когда кормило государственной власти было в его руках, Британия, как мы еще увидим, оказалась почти потеряна для империи, а по Галлии вдоль и поперек бродили разоряющие ее варвары, которым вскоре предстояло стать хозяевами Испании и Африки. Положение действительно было невероятно трудным, но министр, который умышленно возбудил и продолжил местный спор о подчиненности Восточного Иллирика, позволив ревнивым чувствам к Константинополю определять свою политику, в то время как вся его энергия и бдительность требовались для защиты границ, не может не нести ответственности за несчастья, еще при его жизни обрушившиеся на Римское государство, и за развал западного царства, что последовал вскоре за его смертью. Много невзгод можно было предотвратить, в особенности унижение Рима, если бы он безжалостно ударил по Алариху – а Аларих жалости не заслуживал – когда не единожды имел такую возможность; будучи патриотичным римским генералом, он обязан был исполнить свой долг без колебаний. У римских провинциалов имелись причины с горечью воспринимать деяния и политическую линию этого германца, случайной благосклонностью Феодосия вознесенного к высшим сферам власти. Имперский закон именовал его государственным разбойником, стремившимся исключительно к возмущению варварских народов и к их обогащению; эти суровые слова, вероятно, выражают тогдашнее общее мнение.
Смерть человека, объявленного в Константинополе врагом государства, переменила отношения между правительствами двух частей империи. Согласие и дружеское сотрудничество пришли на смену холоду и враждебности. Эдикт, изданный Гонорием под давлением Стилихона, запрещавший восточным торговцам заходить в порты Запада, был отменен. Империя вновь реально, а не только номинально, была единой. Западные римляне, как и римляне Востока, продемонстрировали свое нежелание находиться под властью человека из германского племени, и такой угрозы еще сорок лет не возникало.
(Отредактировано автором: 04 Июня, 2010 - 16:18:45)
-----
Пожалуйста, заплатите налоги! Сomes sacrarum largitionum. |
|
|
|
| |
|
ГЛАВА VI. ГЕРМАНСКИЕ ВТОРЖЕНИЯ ПРИ ГОНОРИИ
§ 1. Второе вторжение Алариха в Италию.
Три осады Рима (408 – 410).
Падение Стилихона стало для римских войск сигналом к вероломному избиению семей солдат варварских вспомогательных отрядов, расквартированных в Италии. В результате 30 000 иноплеменных бойцов ушли прямиком в Норик, где встали под знамена Алариха и побудили его обрушиться на Италию. Среди тех, кто остался верен Гонорию, был гот Сар со своими сподвижниками.
Общее руководство государственными делами теперь сосредоточилось в руках Олимпия, получившего должность магистра оффиций. Ему пришлось столкнуться с двумя проблемами. Какие действия предпринять против воцарившегося в Галлии узурпатора Константина? И какую политику избрать в отношении Алариха, который находился в Норике и настоятельно требовал удовлетворения своих требований? Гот сделал недвусмысленное предложение, принять которое было бы разумно. Он пообещал убраться в Паннонию, если ему за это заплатят и обменяются с ним заложниками. Император и Олимпий отвергли предложение, но мер к защите Италии от угрозы готского вторжения не предприняли.
Аларих отреагировал незамедлительно. Ранней осенью 408 г. он пересек Юлианские Альпы и в третий раз вошел в Италию. Быстро, не встречая сопротивления, он проследовал через Кремону, Бононию, Ариминий и (вышел на) Фламиниеву дорогу, почти не задерживаясь для захвата городов, поскольку на этот раз его целью был сам Рим. Рассказывают легенду, будто в его палатке появился монах и предупредил, чтобы он отказался от своих намерений. Аларих ответил, что действует не по своей воле, но по принуждению некоей силы, непрестанно понуждающей его к захвату Рима. Здесь мы имеем, в другой форме, тот же мотив веры Алариха, будто ему судьбой предназначено захватить Город – penetrabis ad Urbem – которой Клавдиан приписал его решимость принять битву при Полленции.
Наконец, он разбил лагерь у стен Рима, надеясь, что, обложив город, в котором не имелось запасов на случай осады, вскоре сумеет им овладеть. Надежды его были вполне обоснованны. Охваченный страхом сенат оказался беспомощен. Мера, принятая одной из первых, указывает на беспрецедентный характер воцарившейся паники. Серена, вдова Стилихона, жила в Риме, а поскольку всем было известно о тайных сношениях Стилихона с Аларихом, стали подозревать, что она состоит в сговоре с готами и может предать им город. Сенаторы решили умертвить ее, рассчитывая, что Аларих, узнав, что у него больше нет союзника, который мог открыть ворота, снимет осаду. То, что она была племянницей Феодосия Великого, не спасло Серену: она была удавлена. Говорят, что Галла Плацидия, ее двоюродная сестра и родная сестра императора, одобрила эту жестокость, основанную на самых ничтожных и, вероятно, беспочвенных подозрениях. Написавший об этом языческий историк оправдывает Серену, не допуская у нее каких-либо мыслей о предательстве, но видит в ее судьбе божественное наказание за святотатство, совершенное много лет назад. История такова: когда Феодосий закрывал римские храмы, Серена, движимая любопытством, посетила храм Великой Матери и, увидев ожерелье на шее богини, сняла его и повесила на свою. Пожилая девственница-весталка, присутствовавшая при этом, стала громко стыдить ее за неуважение к богам, а когда Серена приказала выгнать ее, прокляла саму Серену, ее мужа и детей. Для язычников возмездие вполне соответствовало преступлению: шея, носившая ожерелье Реи, должна была ощутить веревку палача.
Смерть Серены не изменила планов Алариха. Он препятствовал подвозу провизии по Тибру из Порта (Порто?), и вскоре римляне начали страдать от голода, а потом и от чумы. На улицах валялись трупы. Ожидалась поддержка из Равенны, но, поскольку помощь оказана не была, сенат, в конце концов, решил пойти на переговоры. Любопытно, что в ту пору распространилось мнение, будто осаждающей армией командует вовсе не Аларих, но приверженец Стилихона, выдающий себя за готского короля. Чтобы удостовериться в этом, сенат назначил одним из переговорщиков Иоанна, главу императорских нотариев, лично знакомого с Аларихом. Переговорщикам поручили сообщить, что римляне не возражают против заключения мира, но готовы и сражаться, не страшась исхода борьбы. Аларих посмеялся над попытками испугать его вооруженным римским населением, и заявил, что прекратит осаду, если только ему выдадут все имеющееся в городе золото, серебро, движимое имущество, а также всех рабов-варваров. «Что же нам останется?», – спросили послы. «Ваши жизни», – был ответ.
Римские сенаторы-язычники объясняли обрушившееся на них жестокое бедствие гневом богов и отвержением старой религии. Блокада, продолжись она еще несколько дней, вынудила бы их принять жестокие условия Алариха. Оставалась одна надежда: в примирении со старыми божествами, если они сумеют спасти город. К тому времени прибыли воодушевляющие новости, будто в умбрийском городе Нарния, осажденном Аларихом на пути к Риму, были совершены жертвоприношения, и чудесный огонь и гром так напугали готов, что они сняли осаду. Общее мнение было таково, что к таким же мерам следует прибегнуть и в Риме. Префект города Помпеян счел, что будет справедливо, если христиане понесут свою долю ответственности за нсчастья, и поставил этот вопрос перед епископом Иннокентием. Говорят, папа «решил, что безопасность города важнее его собственных убеждений, и согласился на тайное исполнение необходимых ритуалов. Однако жрецы заявили, что обряды будут бесполезны, если их не исполнить публично на Капитолии в присутствии сената, а также и на Форуме. После чего и обнаружилось двуличие тогдашних римских язычников: никто из них не осмелился совершить церемонию публично.
После этой смехотворной заминки ничего уже не оставалось, кроме как смиренно и покорно направить к Алариху новое посольство и попытаться воззвать к его милосердию. После продолжительных переговоров он выдвинул приемлемые условия. Он удалится, не входя в город, если получит 5 000 фунтов золота (примерно £225 000), 30 000 серебра, 4 000 шелковых туник, 3 000 окрашенных в пурпур кож, 3 000 фунтов перца, а сенат окажет давление на императора с тем, чтобы заставить его заключить мир и союз с готами. Поскольку казна была совершенно пуста, а конфискованного у граждан золота и серебра оказалось недостаточно, то сняли украшения с изображений богов и переплавили некоторые золотые и серебряные статуи, чтобы собрать городской выкуп. Перед тем, как передать казну Алариху, к императору были отправлены гонцы, чтобы заручиться его согласием на условия сделки и его обещанием передать Алариху некоторых знатных заложников и заключить мир. Гонорий согласился, и Аларих сполна получил сокровища Рима. Затем он перевел свою армию к южным границам Этрурии, где дожидался выполнения императорского обещания (декабрь 408 г.). Число его сподвижников вскоре увеличили бежавшие из Рима во множестве рабы-варвары, чьей выдачи он добивался прежде. Они стекались в лагерь Алариха и говорят, что его войско за этот счет увеличилось до 40 000.
Приближался конец года, Гонорий вступил в свое восьмое консульство, но под влиянием Олимпия, занятого выслеживанием друзей и приверженцев Стилихона, ничего не было сделано для выполнения договоренностей с Аларихом. Готы негодовали, Рим опасался нового нападения, сенат направил трех заслуженных горожан в Равенну, чтобы побудить правительство отослать Алариху заложников, которых он требовал, и заключить мир. Одним из этих послов был Приск Аттал, принадлежавший к ионийской фамилии. Миссия оказалась безуспешной, но Аттал был назначен комитом священных щедрот, а бывший с ним в посольстве Цецилиан – префектом претория Италии (16 – 20 января 409 г.). Тем не менее, было признано, что для защиты Рима следует принимать какие-то меры, и из Далмации вызвали шесть тысяч человек и направлены в Рим, чтобы составить гарнизон подвергавшегося опасности города. По пути к месту назначения они были перехвачены Аларихом и почти все перебиты или захвачены. Находившийся с ними Аттал, впрочем, спасся. Сенат направил другое посольство, главой которого был сам римский епископ.
Перед осадой Рима Аларих послал письмо брату своей жены Атаульфу, тогда находившемуся в Паннонии, с тем, чтобы тот присоединился к нему в Италии. Тогда Атаульф с силами готов и гуннов пересек Альпы и двинулся в Этрурию. Олимпий собрал некоторое количество войск и послал их на перехват очередным пришельцам. Возле Пизы произошла стычка, в которой, как говорят, 300 гуннов уничтожили 1100 готов, потеряв при этом только 17 человек. Но успех не был развит, и провал попытки не допустить соединения Атаульфа с Аларихом предоставил врагам Олимпия, среди которых были дворцовые евнухи, возможность добиться его падения. Тот бежал в Далмацию, а Иовий, его самый грозный противник, возведен в сан патриция и назначен префектом претория Италии. Первым делом следовало заставить императора сместить стоявших во главе войск сподвижников Олимпия, и Иовий добился этого, тайно организовав сходку солдат в Классисе. Мятежники требовали голов магистров милитум, и Гонорий пришел в такой ужас, что немедленно сместил командующих.
Иовий, которого с Аларихом связывали узы гостеприимства, стремился заключить
мир, и для этого организовал встречу в Ариминии. Гот требовал, чтобы провинции Венетия, Истрия, Норик и Далмация были уступлены ему и его людям, как федератам, а также гарантий ежегодного снабжения в определенном количестве зерном и денежных выплат. В своем донесении Гонорию об этих требованиях Иовий предлагал даровать Алариху почетный ранг магистра обеих служб, что должно было смягчить его суровость. Но Гонорию не понравилась идея удостоить варвара или кого-либо из его родственников чести, столь высоко ценимой в империи, и он отказался отдать земли, на которых готы желали осесть.
Иовий в присутствии короля вскрыл императорский ответ и зачитал его вслух. Германец был до глубины души возмущен выражениями, с помощью которых ответ был составлен, в гневе он вскочил и приказал своим войскам идти на Рим, чтобы отомстить за оскорбление, нанесенное ему и его родне. Тем временем правительство занималось военными приготовлениями, на помощь прибыл большой отряд гуннов. А запасы продовольствия у готов истощались. Учитывая все обстоятельства, Аларих полагал возможным смягчить свои требования. Иннокентий, епископ Рима, которому вновь угрожали готы, был отправлен в Равенну, чтобы оказать давление на императора, дабы тот помедлил, прежде чем обрекать город, четыреста с лишком лет правивший миром, на беспощадную ярость врага. Все, чего теперь требовал Аларих, это две провинции в Норике, от не просил ни Венетии, ни Далмации. Дайте готам Норик и обеспечьте ежегодные зерновые выдачи; взамен они станут сражаться за империю, а Италия будет избавлена от их присутствия. Это было тяжкое условие, оставлявшее варваров буквально у порога Италии, но все же стоило принять их требования. Однако Иовий, вместо того, чтобы советовать императору мир, которого желал прежде, посоветовал твердый отказ. Представляется, что Гонорий дал ему нагоняй за склонность уступить Алариху на переговорах в Арминии, и теперь, опасаясь за свою личную безопасность, Иовий бросился в другую крайность, поклявшись и заставив других поклясться головой императора – самой торжественной клятвой – воевать до смерти с Аларихом. Поклялся в том и Гонорий.
Встретив этот новый отказ, Аларих двинулся на Рим (ближе к концу 409 г.) и призвал горожан объединиться с ним против императора. Когда его предложение было отвергнуто, он занял Порт (Порто?) и во второй раз блокировал город. В Порте (Порто?) находились зерновые склады, и он грозил, что, если сенат не удовлетворит его требовании, он пустит запасы на нужды своей армии. У римлян не было желания вновь подвергнуться мукам голода, и они решили уступить. Целью Алариха было провозглашение нового императора, который оказался бы послушнее Гонория. Он выбрал Приска Аттала, префекта города, готового сыграть эту роль, и сенат вынужденно дал согласие облечь его в пурпур и увенчать диадемой. Аттал позволил готскому епископу крестить себя по арианскому обряду, но вовсе не собирался становиться марионеткой. Каждый из них, и Аттал, и Аларих, собирался использовать другого в качестве инструмента для достижения собственных целей.
Очевидно, в соглашении имелось условие, согласно которому Аларих должен был получить пост военного командира. Он был назначен магистром пехоты, в то время как командование конницей поручалось римлянину. Его шурину Атаульфу была предоставлена должность комита доместиков. Лампадий, тот самый сенатор, что при Стилихоне осмелился протестовать против «добровольного рабства», получил в свое ведение префектуру претория. Показательно, что и он, и Маркиан, ставший префектом города, и сам Аттал, все в прежние времена принадлежали к кружку Симмаха, выдающегося сенатора-язычника (главы языческой партии в сенате?). Жители Рима, как о том пишут современники, испытывали душевный подъем, поскольку новые министры были хорошо сведущи в искусстве государственного управления.
Перед Атталом и Аларихом сразу же встал вопрос: как им действовать в отношении Африки, где распоряжался преданный Гонорию комит Гераклиан? Они не могли чувствовать себя в безопасности до тех пор, пока не завладеют африканскими провинциями, от которых зависело снабжение Рима зерном. Аларих полагал, что для захвата Африки следует послать готские силы, но Аттал не соглашался, будучи уверен, что сумеет овладеть Карфагеном без вооруженной борьбы. Он послал туда небольшой римский отряд под командованием Константа (Constans), а сам с Аларихом двинулся на Равенну.
Гонория охватил ужас при известиях о появлении в Италии узурпатора и о том, что Рим присягнул ему на верность. Он приготовил в Классисе корабли, на которых, если дела обернутся скверно, собирался переправиться в Новый Рим и найти там себе убежище. К Атталу он направил посольство, включавшее Иовия и других министров, предлагая разделить империю. Но надежды Аттала были слишком заманчивы, чтобы пойти на компромисс; он соглашался позволить законному августу удалиться на остров и закончить там свои дни, как частное лицо. Столь вероятным представлялось, что пошатнувшийся трон Гонория не устоит, а перспективы его соперника выглядели столь блестящими, что Иовий, клявшийся недавно в вечной вражде к Алариху, переметнулся в лагерь узурпатора. Выбрав новый политический курс, Иовий готов был идти по нему дальше других. Приняв сторону Аттала, он превзошел Аттала в своей враждебности к Гонорию и предлагал, когда император будет лишен трона, искалечить его, нанеся телесные увечья. Но Аттал, говорят, выбранил его за такое предложение; он не догадывался, что его самого в дальнейшем ждет именно такая судьба.
Казалось, Гонорий обратится в бегство. Но в этот момент восточное правительство пришло на помощь западному. Анфемий, префект претория Востока, послал в Равенну около 4 тысяч солдат (конец 409 г.). С ними Гонорий мог удержать город, защищенный, от вражеской армии еще и болотистой местностью, и дожидаться известий о результатах действий Константа, эмиссара Аттала в Африке. Гонорий решил: если Гераклиан удержит провинцию в повиновении, можно будет вести войну в Италии против Алариха и Аттала;если же Африка, напротив, поддержит смену правления, то он покинет Италию.
Вскоре стало известно, что Констант убит. С этого момента противоречия между намерениями Аттала и целями Алариха стали проявляться открыто. Аларих желал послать в Африку армию; Иовий поддержал это его стремление в своей речи в римском сенате. Но ни сенат, ни Аттал не были расположены насылать варваров на римскую провинцию, такие действия казались неподобающими, недостойными Рима.
Изворотливый патриций Иовий после провала африканских планов решил изменить Атталу и вернуть свою преданность Гонорию; он попытался разрушить союз Алариха и созданного им нового императора. Но Аларих еще не отрекся от Аттала. Когда-то он заявлял, что не отступит от Равенны, однако подкрепления, полученные Гонорием из Византия, по всей видимости, убедили его в бессмысленности продолжения осады. Аларих прошел по провинции Эмилиане, принуждая города признать власть Аттала и, не сумев взять Бононию, стоявшую за Гонория, двинулся в Лигурию, чтобы заставить эту провинцию примкнуть к узурпатору.
Тем временем Аттал вернулся в Рим, дела в котором нашел в печальном состоянии. Комит Гераклиан прервал снабжение зерном и маслом из «житницы Италии», и голод в Риме принял такие крайние формы, что кто-то кричал в цирке: «Pretium impone carni humanae» («Установите цены на человеческое мясо»). Сенат ныне жаждал осуществить план, который ранее отвергал, как недостойный величия Рима: послать варварскую армию в Африку. Но Аттал вновь не дал согласия на подобный шаг.
Поэтому Аларих решил устранить своего ставленника. Он находил, что в Аттале, как и в Гонории, слишком тверд римский характер, и что он тоже искренне убежден, будто визиготы – не более, чем варвары. Было заключено соглашение с Гонорием, по которому тот прощал узурпатора и всех, кто его поддерживал. В окрестностях Арминия над Атталом была произведена торжественная церемония лишения короны, с него совлекли пурпурные одежды (лето 410 г.), но Аларих спас ему жизнь, укрыв в своем лагере.
Теперь Алариху казалось, что он может предложить Гонорию хороший шанс заключить приемлемое соглашение. Оставив основную часть своей армии у Арминия, он встретился для личных переговоров с императором в нескольких милях от Равенны (июль 410 г.). В этот момент на сцену явился визигот Сар и изменил течение истории. Он был соперником Алариха, другом Стилихона, порвавшим со своим народом и поступившим на римскую службу. До этого ему не приходилось участвовать в борьбе между римлянами и его собственным племенем; он занимал выжидательную позицию, находясь в Пицене с тремя сотнями приверженцев. В описываемый момент он и заявил Гонорию о себе, решив не допустить заключения мира. Мотивы, какими он при этом руководствовался, неясны. Он напал на лагерь Алариха. Подозревая, что Сар действовал не без ведома императора, оскорбившись столь вопиющим нарушением перемирия, Аларих прервал переговоры и двинулся на Рим в третий раз.
Обложив город и вновь уморив голодом часть его населения, он сумел – несомненно, не без содействия изнутри – ночью ворваться в него через ворота Салария (Salarian gate) 24 августа 410 г. На этот раз король уже не был склонен пощадить столицу мира. Грабеж продолжался два или три дня. Признается, что некоторое уважение было оказано церквям, существуют истории, призванные показать, как ненасытная жадность готов смягчалась благоговением перед христианскими святынями. Несомненно, всем постройкам и древностям города был нанесен значительный ущерб. Дворец Саллюстия в северном конце города был сожжен дотла, а раскопки на Авентине, тогда фешенебельном аристократическом квартале, показали множество следов пожара: варвары огнем уничтожали разграбленные ими здания. Была взята богатая добыча и бесчисленные пленники, среди них и Галла Плацидия, сестра императора. На третий день Аларих вывел свое победоносное войско из униженного города, преданного ему судьбой на разорение огнем и мечом. Он двинулся к югу через Кампанию, взял Нолу и Капую, но не сумел захватить Неаполь. Задерживаться ради его осады он не стал, поскольку целью его было переправиться в Африку, вероятно, дабы устроиться со своими людьми в этой богатой стране. Во время италийского похода снабжение продовольствием оставалось самым жизненным вопросом для готов, и захват Африки, житницы Италии, ради ее самой или в виде шага к овладению собственно Италией, выглядел самым очевидным намерением. Готской войско достигло Регия; были собраны корабли, чтобы переправить его в Мессину, но в проливе неожиданно разразился шторм и уничтожил их. Без кораблей Аларих был вынужден удалиться пешим порядком, вероятно, надеясь собрать флот в Неаполе. Но дни его были сочтены. Он умер в Косенции (Козенца) еще до конца 410 года. Сподвижники отвели воды Басента в специально прорытый канал, похоронили Алариха в открывшемся речном дне, чтобы тело никто и никогда не мог осквернить, и пустили течение в прежнее русло. Рассказывали, будто все, кто использовался на этих работах, были убиты, дабы тайна не оказалась разглашена.
Шурин Алариха, острогот Атаульф, был выбран визиготами наследником их короля. Некоторое время они должны были оставаться в южной Италии, вероятно, все еще обдумывая вторжение в Африку, но, в конце концов, отказались от этой мысли и двинулись по западному побережью на север искать счастья в Галлии. Об их действиях в Италии в течение тринадцати или четырнадцати месяцев, прошедших между смертью Алариха и вступлением в Галлию, мы почти ничего не знаем. Маловероятно, чтобы они вновь зашли в Рим и подвергли его грабежу, но Этрурию они опустошили. Спустя пять лет путешественник из Рима в Галлию предпочел морское путешествие, чтобы не идти Тосканой, разоренной готским мечом и огнем.
Postquam Tuscus ager postquamque Aurelius agger
perpessus Geticas ense vel igne manus
non silvas domibus, non flumina ponte cohercet,
incerto satius credere vela mari.
Атаульф перешел через Альпы в начале 412 г., по всей видимости, проходом Mont Genèvre. Ему предстояло играть ведущую роль в беспокойной галльской политике. Чтобы обрисовать ситуацию, с которой он столкнулся, нам придется вернуться в 406 г. и последовать за ходом событий, за шесть лет определивших будущую историю Галлии, Испании и Британии.
(Добавление)
§ 2. Германское вторжение в Галлию и Испанию. Тирания Константина III (406 – 411)
В последний декабрьский день 406 г. многочисленные отряды вандалов, свевов и аланов начали переправляться через Рейн возле Могунтиака и растекаться по Галлии. Вандалы-асдинги, которые, как мы знаем, вторгались в Рецию в 401 г., считали, что их земель по Теиссу недостаточно для обеспечения растущего населения и, соединившись с обитавшими в Паннонии аланами и со свевами, вероятно, представлявшими собой потомков древних квадов, передвинулись на север к Майну. Можно предположить определенную связь этого движения с нестабильностью ситуации за средним течением Дуная, которая заставила Радагайса и его последователей вторгнуться в Италию, и что менее многочисленные германские племена, обитавшие в этих местностях, подвергались набегам и грабежу со стороны их более сильных соседей гуннов и остроготов. Стремление двинуться в Галлию естественным образом вытекало из того обстоятельства, что Рейнская граница должным образом уже не защищалась, немалое число размещавшихся здесь римских солдат Стилихон незадолго до того забрал для обороны Италии. На Майне войско соединилось с вандалами-силингами, обитавшими там вместе с бургундами, к востоку от земель аламанов. Аланы первыми достигли Рейна. Их вели два короля, Гоар и Респендиаль, но здесь Гоар покинул своих товарищей и предложил свою службу римлянам. Асдинги со своим королем Годегизелем следовали за аланами на некотором расстоянии, когда их остановило появление армии франков, в качестве федератов принявших на себя обязанность обороны Рейна в римских интересах. Годегизель был убит, а вандалы оказались бы полностью разгромленными, если бы Респендиаль не вернулся к ним на помощь. Его аланы переломили ход битвы, франки потерпели поражение, и захватчики переправились через Рейн. Их первым подвигом стало разграбление Майнца и убийство множества горожан, пытавшихся найти спасение в церкви. Далее, продвигаясь по Германии Первой (Прима) они вошли в Белгику и, достигнув Трира, разграбили и сожгли этот принадлежавший Империи город. Продолжая движение на запад, они пересекли Meuse и Aisne и подчинили своей воле Реймс. Отсюда они, по всей видимости, повернули на север. Их целью были Амьен, Аррас и Tournay; они достигли Térouanne, недалеко от моря, прямо на восток от Булони, но нападения на саму Булонь не предприняли. После такой диверсии в северном направлении они двинулись, опустошая все на своем пути, к югу, через Сену и Луару в Аквитанию, к подножию Пиренеев. Мало какие города смогли устоять перед ними. В числе немногих была Тулуза, а успехом своей обороны, как говорят, она была обязана энергии ее епископа Эксуперия (Exuperius).
Таковы были, насколько мы можем предположить, исходя из данных наших скудных источников, основные пути вторжения, но можно не сомневаться, что варвары разделились на несколько отрядов и шли широким разветвленным потоком, деля между собой радости грабежа и разрушений. Набожные стихотворцы того времени, ставшие свидетелями Божьей кары, живописали бедствия беззащитных провинций в неопределенных риторических выражениях, но, вероятно, достаточно правдиво, дабы вывести убедительную мораль.
Uno fumavit Gallia tota rogo.
За террором огня и меча следовал ужас голода и одичания.
В Восточной Галлии некоторые знаменитые города тоже жестоко пострадали от германцев. Однако бедствия, постигшие Страсбург, Шпейер (Speier) и Вормс, похоже, не были делом рук вандалов и их приспешников. По всей видимости, ситуацией воспользовались бургунды и нанесли удар вниз от Майна, чтобы за счет аламанов захватить новые территории на верхнем Рейне. Вероятно, именно эти два народа, особенно аламаны, согнанные с мест обитания, несут ответственность за опустошение провинции Верхняя Германия. Ситуация изменилась, скорее всего, в начале лета 407 г., с прибытием римских легионов, но не из Италии, а из Британии. Этот остров имел репутацию плодовитого питомника самозванцев. В конце предыдущего года британские солдаты отказались признавать власть Гонория и избрали себе императора в лице некоего Марка. Причины такого шага нам не известны, но есть основания предполагать, что мятеж вызвало неудовольствие правлением германца Стилихона, подобно тому, как в свое время мятеж Максима был нацелен против германского генерала Меробода. Среди легионеров в какой-то мере еще сохранялся римский дух, они ревниво следили за возрастающим германским влиянием. Нам вполне понятно беспокойство, которое они испытывали из-за того, что центральное правительство пренебрегало обороной Британских провинций. Один из охранявших остров легионов был выведен в 401 году на защиту Италии, но не известно, вернули его назад, или нет. В любом случае, пополнения островных войск не происходило, и они не могли противостоять постоянным набегам пиктов, походам, предпринимаемым ирландцами через их пролив, равно как и грабительским наскокам саксонских пиратов с континентального берега. Умиротворение этих неприятелей являлось задачей, которая в свое время даже от Феодосия потребовала напряжения всех сил. Похоже, в начале правления Гонория все же удалось одержать победу над пиктами, но успех не был значительным, а когда события на юге заставили Стилихона обнажить Рейнскую границу, в Риме и Равенне мало заботились о безопасности отдаленной Британии. Тогда и открылась удачная возможность для упомянутого в ирландских летописях нашествия верховного короля Ирландии на южное побережье Британии в 405 г. Исходя из указанных обстоятельств, мы без труда можем понять, почему войска стремились к установлению эффективной верховной власти непосредственно на месте.
Марку счастье не сопутствовало. Вскоре после провозглашения он был объявлен недостойным правителем и убит. Власть перешла к Грациану, который обладал ею в течение четырех месяцев (407 г.), а затем разделил судьбу Марка. Третьим тираном оказался рядовой солдат, носивший благоприятное имя Константина. В течение нескольких лет он играл некоторую роль на западноевропейской исторической сцене.
Первым делом Константин переправился с армией в Галлию. Оправдывалось это угрозой вторжения в Британию германских орд, которые, действительно, приблизились к проливу, а он будто бы двинулся навстречу опасности. Представляется более вероятным, что он следовал примеру Магна Максима, который сходным образом перебрался на континент, чтобы вырвать Галлию и Испанию из рук Грациана. Константин высадился в Булони. Считается общепризнанным, будто он взял с собой все британские войска, не только полевую армию, но и пограничные гарнизоны. Это в высшей степени невероятно. Невозможно и представить, чтобы он не рассчитывал удержать остров за собой, об этом свидетельствуют и денежные средства, которыми он снабдил соправителя перед отплытием. Но вся его полевая армия, пусть и не слишком многочисленная, должна была последовать за ним, или, по крайней мере, бóльшая ее часть.
Галлия остро нуждалась в защитнике-римлянине, который встал бы во главе римских легионов, поэтому галльские легионы пошли за Константином. Он нанес варварам тяжелое поражение, правда, неизвестно, где именно. И будто бы Рейн при нем находился под столь надежной защитой, какой не бывало со времен Юлиана – утверждение, исходящее от языческого обожателя Отступника. Представители администрации Гонория бежали в Италию, когда Константин занял долину Роны и юго-восточные районы, уцелевшие при германском нашествии. Видимо, с некоторыми из захватчиков он заключал соглашения, которые те вероломно нарушали. Впрочем, ничего определенного о его отношениях с ними не известно. «В течение двух лет, – пишет современный нам историк, – и они, и он продолжали действовать в Галлии, как далее будет видно, без малейшего противодействия друг другу. А когда центр событий переместился из Галлии в Испанию, каждая партия продолжила свои предприятия на новой сцене, также почти не испытывая помех от противной стороны. Вероятнее всего, только закрывая глаза на присутствие захватчиков и на то, чем они занимались, Константин мог считать себя правителем – насколько это касалось римских войск и римской администрации – всей Галлией от Ла-Манша до Альп. Она, безусловно, подчинилась ему вскоре после высадки, еще до конца 407 г. Но в ту пору ни один римский властитель не мог быть полноправным хозяином центральной и северной Галлии, где вандалы, свевы и аланы разбойничали в свое удовольствие. Владение, в котором Константин прочно утвердился, должно быть, состояло из длинной и узкой полосы, протянувшейся по восточной Галлии от Ла-Манша до Средиземного моря, почти совпадающей с той местностью, которую позднее назвали Лотарингией. Свою резиденцию он имел в Мозеле, где был дом Валентиниана и предшествовавшего Константина».
Когда Константин овладел Арелатом (Арль), в ту пору самым цветущим городом Галлии, настало время Гонорию и его генералу пробудиться от дремоты. Мы знаем, что Стилихон поручил Алариху подавить выступление авантюриста из Британии, даровавшего своим двум сыновьям, Константу, монаху, и Юлиану титулы цезаря и новелиссима соответственно. Но этот план не был исполнен. Действительно, гот – и храбрый гот, но не Аларих – пересек Альпы, чтобы вернуть захваченные узурпатором провинции; Сар разбил армию, высланную против него Константином, однако ему не удалось взять Валенцию, и он вернулся в Италию, не выполнив поручения.
Следующим предприятием Константина стал захват Испании. Нам нет нужды разбираться в тяжелых и ничем не прославленных столкновениях между испанскими родственниками Гонория и войсками, которые цезарь Констант и его лейтенант Геронтий вели через Пиренеи. Защитники Испании потерпели поражение, и Цезареавгуста (Сарагоса) сделалась штаб-квартирой римского цезаря. Таким образом, в царство Константина вошли почти все земли, составляющие Галльскую префектуру; он мог считать себя хозяином Британии; единственной провинцией, теоретически подчинявшейся Гонорию и не подвластной Константину, оставалась Тингитана за проливом Гадеса.
Констант, однако, вскоре был отозван своим отцом в Галлию, где и возведен в ранг августа. Тем временем сам Константин, фактически обладая императорской властью, не был полностью удовлетворен своим положением. Он стремился формально узаконить свой статус и поэтому хотел, чтобы сын Феодосия признал его в качестве соправителя. С этой целью он направил в Равенну посольство (в начале 409 г.), и Гонорий, весьма стесненный в это время присутствием Алариха, был слишком слаб, чтобы отвергнуть мирные предложения. Таким образом, законный император признал Флавия Клавдия Константина августом и императорским братом. Но признание это было вынужденным, вскоре от него отреклись, а если учесть, что другой август – в Новом Риме, его никогда не признавал, то это оправдывает отсутствие правившего в Арелате захватчика из Британии в списке носивших имя Константина императоров под отдельным номером. Через некоторое время другое посольство, о цели которого мы не имеем сведений, прибыло в Равенну. Константин обещал своему соправителю Гонорию оказать помощь в борьбе с грозившим Риму Аларихом. Вероятно, Гонорий обязан был отплатить за предложение помощи, позволив властителю Галлии занять консульский пост. В любом случае сильны были подозрения, что Константин стремился добавить к своему царству Италию, как до этого присоединил Испанию, а движение против Алариха являлось только предлогом для вступления в Италию – подобно тому, как поход против вандалов и их соратников стал предлогом для его высадки в Галлии. В сочувствии планам узурпатара подозревался и магистр конницы Хеллибих, и это подозрение, справедливое или напрасное, стоило ему жизни: по распоряжению Гонория его предательски убили. Когда это произошло, Константин уже находился в Италии. Тот факт, что по получении новостей он немедленно пересек горы в обратном направлении, заставляет поверить, что подозрения все-таки имели под собой основания, и что италийские планы Константина основывались на измене этого генерала.
Констант оставил Испанию на попечение своего генерала, бритта Геронтия. Использовав для покорения Испании варваров-федератов, известных, как гонорианцы, он доверил им охрану пиренейских проходов. Это решение оказалось несчастным: принявшие сторону Константина испанские регулярные части полагали, что охрану эту следовало, как прежде, поручить национальной милиции – и восстали (возмутились). Гонорианцы предали или небрежно выполняли порученное им дело. Осенью 409 г., во вторник – или 28 сентября, или 5 октября – войско варваров, более двух лет угнетавших западную Галлию, асдинги под предводительством короля Гундериха, силинги, свевы и аланы перешли горы и вторглись в Испанию.
Затруднения в Испании Констант отнес на счет неспособности Геронтия, и вернулся из Галлии, чтобы сместить его и восстановить порядок. Но не таков был характер Геронтия, чтобы покорно подчиниться. Вероятно, он сговорился с легионами и заключил что-то вроде соглашения с варварами, по которому им передавалось большое количество земель. Он отверг власть Константина, и хоть сам не облекся в пурпур, поставил нового императора, некоего Максима, вероятно, своего собственного сына.
Таким образом, в начале 410 г. имелось шесть императоров, законных и незаконных, признаваемых в разных частях империи. Кроме Гонория и его племянника Феодосия ими были Аттал в Риме, Константин и Констант в Арле, и Максим в Таррагоне.
Вскоре Констант бежал перед Геронтием и союзными ему варварами в Галлию, а через некоторое время – хронология событий весьма запутана – Геронтий, оставив Максима царствовать в Таррагоне, двинулся против отца и сына, бывших некогда его повелителями. Констант был схвачен и предан смерти в Виенне, вероятно, в 411 г., а затем его отец Константин был осажден в Арле.
Но теперь Аларих был мертв, и Гонорий, невзирая на то, что готы все еще находились в Италии, мог позволить себе вспомнить о потерянных за Альпами землях. Он послал армию под водительством двух генералов, Констанция и Ульфилы, дабы они совершили то, что не удалось Сару, и отвоевали Галлию. Констанций был иллирийцем из Наисса, родного города Константина Великого, и следующие десять лет судьба Гонория должна была зависеть от него, как прежде она зависела от Стилихона. Можно с уверенностью сказать, что он вел италийское войско в Галлию, будучи уже возведен в должность магистра обеих служб. Мы располагаем некоторыми штрихами, позволяющими составить впечатление о его внешности и манерах. У него были большие глаза, широкая голова на длинной шее; он низко склонялся к шее своего коня, а поскольку глаза его быстро стреляли взглядами направо и налево, то в нем видели человека, который может однажды нацелиться на трон. На людях он сохранял суровый вид, но в частной обстановке, за обедом и во время пирушек он был добродушным и сговорчивым. Он был выше соблазнов богатства, хотя на поздних этапах своей карьеры впал в порок алчности. Его устремления подчинялись романтическому чувству: он был страстно влюблен в сводную сестру императора Галлу Плацидию, теперь пленницу в руках готов.
-----
Пожалуйста, заплатите налоги! Сomes sacrarum largitionum. |
|
