Филин
Деспот
Откуда: Барнаул, Россия
|
|
   |
|
III
(406 – 405 гг. до Р.Х.)
Падение Акраганта повергло в ужас сицилийских греков, военные неудачи повлекли за собой смуту в умах и крушение авторитета власти. Акрагантяне в гневе обвинили своих стратегов в предательстве и без суда побили их камнями. Беженцы из разрушенных семитами городов накаляли обстановку в полисах, и прежде всего в Сиракузах, речами о предательстве и бездарности правительства. Демократия в чрезвычайных условиях войны на уничтожение показала свою неэффективность, и лучшим умам стало очевидно, что эллинам необходим решительный военный вождь, наделенный всеми мыслимыми полномочиями, чтобы объединить силы греков Сицилии для отражения карфагенского нашествия.
К этому времени Дионисий исцелился от ран и, храбро сражаясь против карфагенян, реабилитировал себя в глазах сограждан. В 406 г., во время борьбы за Акрагант он уже исполнял должность секретаря коллегии стратегов, занимая пост хоть и невысокий, но позволявший ему быть в курсе всех военных планов и событий греческого войска. Причастный к руководству боевыми действиями, но лично не ответственный за их неудачный исход, Дионисий мог убедительно и со знанием дела подвергнуть критике своих тогдашних начальников, что он и не преминул сделать на первом же народном собрании в Сиракузах, созванном в начале зимы 406 г. для обсуждения ситуации, сложившейся после гибели Акраганта.
В обстановке паники и растерянности, царившей в городе, собравшийся на площади народ безмолвствовал, никто не решался подавать советы для принятия ответственных решений. И вдруг тягостное молчание нарушил статный молодой воин Дионисий, страстно обвинивший в предательстве сиракузских стратегов во главе с Дафнеем. Он призвал сограждан немедленно покарать стратегов, не дожидаясь положенного по закону переизбрания или суда. Его выступление произвело на слушателей ошеломляющий эффект, из толпы, получившей простой ответ на сложные вопросы, послышались крики одобрения.
Однако представители городской власти осудили выступление Дионисия как подстрекательское и наложили на него штраф. Выплачивать его Дионисию не пришлось, поскольку один из самых богатых граждан Сиракуз и будущий выдающийся историк Филист, поддержал новоявленного демагога, предчувствуя за ним большое будущее. Филист демонстративно заплатил штраф за Дионисия и, заявил при этом, что готов платить за него штрафы хоть целый день, пока тот будет, не взирая на лица, обличать бездарных стратегов.
Ободренный Дионисий продолжил свою речь, и теперь уже открыто стал обличать стратегов в измене. Он утверждал, что они были подкуплены карфагенским золотом и потому оставили Акрагант врагу. Заодно он обрушился и на других видных избранных должностных лиц, клеймя их, как сторонников олигархии. Он советовал выбирать на руководящие посты не знатных и богатых, презирающих народные массы, склонных деспотически управлять гражданами и наживаться на народных бедствиях, а тех, кто наиболее преданы демократии и во всем зависимы от воли народа.
Эти слова прозвучали очень правдоподобно и яркой вспышкой озарили умы простых людей, пребывавшие до этого во мраке сомнений. Так Дионисий стал новым лидером толпы и к тому же получил поддержку части городской аристократии, из числа бывших сторонников Гермократа, жаждущих установления сильной власти. Распаленный речами Дионисия народ немедленно отстранил от власти прежних стратегов во главе с Дафнеем и избрал 10 новых, в том числе и Дионисия.
Известно, что двадцатипятилетний Дионисий получил власть стратега в тот же день, когда умер великий греческий драматург Еврипид. Этому факту впоследствии греки придавали символическое значение. Как отмечал историк Тимей: «Случайность одновременно увела отобразителя трагических событий и ввела деятеля таковых».
Но Дионисию нужно было все или ничего. Он вполне осознанно стремился к тиранической власти, и поэтому отказался сотрудничать со своими коллегами, поскольку большая часть стратегов нового «демократического набора» не была его сторонниками. Дионисий не являлся на их заседания и вообще никак с ними не общался. Он был занят тем, что любыми путями стремился подорвать доверие народа и к этой новой коллегии, главным образом распуская слухи о связях ее с карфагенянами и обвиняя стратегов во всех грехах в народном собрании. Массы, зачарованные его энергичными речами, продолжали слепо верить своему заступнику, но многие почтенные граждане, поняв его намерения, стали поносить Дионисия как злейшего врага Сиракузской республики.
Дионисий прекрасно понимал шаткость своего положения: большинство знатных сиракузян его ненавидело, а настроение толпы переменчиво и ненадежно. Ему нужно было срочно пополнить ряды своих сторонников, и он придумал для этого ловкий ход – добился в народном собрании решения о возвращении изгнанников, под предлогом консолидации сил для борьбы с карфагенской агрессией. Среди этих изгнанников большинство составляли бывшие участники прошлогоднего мятежа. Со многими из этих людей Дионисий был ранее знаком по службе в дружине Гермократа и потому рассчитывал, что они из благодарности за возвращение составят его личную партию. Кроме того, только Дионисий мог дать им надежду на возвращение конфискованного имущества и возможность отомстить врагам.
Как демагогу, метящему в тираны, Дионисию было мало, однако, обзавестись в городе свитой друзей. Ему было важно завоевать авторитет в войске, подчинить воинов своему влиянию. Случай скоро помог Дионисию сделать важный шаг в этом направлении.
Из Гелы прибыло послание с просьбой ввиду грозящего наступления карфагенян прислать дополнительно к уже находящемуся в этом городе сиракузскому отряду под началом командира среднего звена Дексиппа новое солидное подкрепление. В начале 405 г. туда был послан стратег Дионисий с отрядом из 2000 пехотинцев и 400 всадников. В Гелу он прибыл в разгар очередной смуты, вызванной распрей между народной массой и городскими богачами. В частности, раздражение городских низов вызывали поборы на содержание сиракузских воинов, которым их родной город задерживал выплату жалования. Дионисий решительно вмешался в ситуацию, выступил в народном собрании граждан Гелы с обвинениями в адрес власть имущих, добился осуждения и казни ряда городских аристократов. Из конфискованного у осужденных имущества он выплатил сумму денежной задолженности воинам Дексиппа, и при этом клятвенно обещал, воинам своего отряда, что в Сиракузах добьется для них удвоения положенного им из казны денежного содержания.
Решительность и щедрость полководца расположила к нему всех воинов в Геле, сделала их лично преданными Дионисию. Однако его попытка перетянуть на свою сторону Дексиппа встретила твердый отказ.
Между тем простонародье Гелы было в полном восторге от правосудия Дионисия. В особом постановлении граждане Гелы почтили его как восстановителя свободы и со специальными послами отправили грамоту для зачтения в Сиракузах. Дионисий, обладавший тонким политическим чутьем, понял, что пришел тот самый благоприятный момент, когда на карту нужно ставить все. Рассчитывая на поддержку своих воинов и на то впечатление, которое должно было произвести на чернь торжественное оглашение грамоты из Гелы, располагая в Сиракузах уже значительным числом своих верных сторонников, он решил, не откладывая, добиваться единоличной власти. Пообещав горожанам скоро вернуться с еще большим войском для защиты Гелы, он со своим отрядом отправился обратно в Сиракузы.
В Сиракузах в день возвращения Дионисия давали театральное представление, но никто из присутствовавших в театре и не подозревал, что вечером им уготовано стать зрителями и участниками еще одной великолепной постановки. Дионисий организовал все как искусный режиссер и вдохновенно исполнил главную роль на политической сцене. Он вошел в город в тот момент, когда толпа покидала театр. Бросившийся к нему народ стал расспрашивать о карфагенянах, а Дионисий громогласно заявил, что главные враги находятся не за стенами Сиракуз, а внутри города, что нынешние руководители государства, не обращая никого внимания на грозные приготовления врагов, нагло расхищают общественное достояние, оставляя воинов без лепты в кошеле. Он сказал, что ему и раньше было известно, почему так поступают городские стратеги, но теперь у него есть неопровержимые доказательства на этот счет. По словам Дионисия, он получил от командующего карфагенской армией Гимилькона предложение если не присоединиться прямо, то, по крайней мере, не мешать, поскольку, мол, остальные его коллеги уже продались карфагенянам. Ввиду всего этого, с дрожью в голосе заявил Дионисий, он слагает с себя обязанности стратега, «ибо, в то время как другие продают Отечество, ему невыносимо и разделять все опасности войны вместе с народом, и рисковать прослыть участником этого предательства».
Была ли в словах Дионисия хотя бы доля правды – мы не знаем и никогда не узнаем, но, очень похоже, что сам Дионисий совершенно не мучился этим вопросом. И нам остается только развести руками, и процитировать знаменитого греческого софиста и ритора Горгия: «И сколько и скольких и в скольких делах убедили и будут убеждать в неправде используя речи искусство!»
Сцена удалась великолепно, пораженные зрители с тягостным чувством в душах разошлись по домам. После антракта их ждал еще более яркий акт.
На следующий день было созвано народное собрание. Дионисий уже вполне официально огласил обвинение в измене против своих коллег и своей речью до крайности возбудил народ против стратегов. В конце концов, кто-то из присутствующих закричал, что нужно немедленно, не дожидаясь пока враги подойдут к стенам города, назначить Дионисия стратегом-автократором; ведь и в прошлую войну с Карфагеном грекам удалось добиться победы только потому, что возглавлял их стратег-автократор Гелон, и великий Гомер в «Илиаде» сказал, что «нет в многовластии блага, да будет единый властитель»! В накаленной, почти истерической атмосфере этот призыв сразу же был подхвачен множеством голосов. Протестовать никто не решился – вряд ли их голос был бы услышан, в противном случае здоровье и даже жизнь инакомыслящих оказались бы под серьезной угрозой.
Собрание сместило прежних стратегов и поставило Дионисия стратегом-автократором на время войны с карфагенянами, а разбор дела о предателях был отложен на будущее. Дионисий получил право верховного командования армией и флотом, право представлять государство во внешних сношениях и, наконец, право председательствовать в народном собрании. Тем же решением помощником Дионисия был назначен его сторонник, богатый и влиятельный сиракузянин Гиппарин.
В соответствии со своими предвыборными обещаниями новый главнокомандующий, глава законодательной и исполнительной власти в одном лице немедленно внес предложение об увеличении жалования воинам вдвое, мотивируя это необходимостью поднять боевой дух накануне решающих схваток с врагом. При этом Дионисий предлагал не беспокоиться о необходимых для этого деньгах, поскольку, по его словам, «источник средств найдется легко». Воодушевленный народ не стал вдаваться в подробности финансовых планов своего спасителя, и предложение было с легкостью принято. Дионисий начал готовиться к отражению неизбежного наступления карфагенян, не забывая при этом и свои личные интересы, стремясь к упрочению собственного положения.
Заключительным актом политической драмы в постановке Дионисия должно было стать создание гвардии из лично преданных ему бойцов, благодаря которой он сделался бы независимым и от элиты и от простого народа. Сочетание личной военной дружины и гражданских сторонников-монархистов должно было надежно обеспечить незыблемость его власти и застраховать его от попыток республиканской реставрации.
На сей раз Сиракузы были не лучшей сценой для задуманных действий: авторитет массы граждан в то время еще мог стать существенной помехой для Дионисия, а на единодушную поддержку своей инициативы он рассчитывать не мог. Поэтому, пользуясь своими новыми полномочиями, он отдал приказ всем военнообязанным гражданам в возрасте до 40 лет в начале лета 405 г. явиться с оружием в укрепленный городок Леонтины, составлявший часть сиракузских владений. В Леонтинах к тому времени скопилось множество беженцев и бывших изгнанников, которым их дома в Сиракузах еще не были возвращены. Дионисий мог положиться на поддержку этих людей, ввиду их обездоленности и заинтересованности в переменах. С другой стороны такой состав публики исключал наиболее опытных и авторитетных политических противников Дионисия из числа городской олигархии.
Во время ночного привала неподалеку от Леонтин Дионисий с помощью личных слуг поднял шум, инсценировав попутку покушения на свою жизнь, а затем спешно оставил лагерь и бежал на леонтинский акрополь. Там он провел остаток ночи, собрав вокруг себя командиров отрядов для информирования о случившемся и предварительной обработки умов. С наступлением дня сиракузское ополчение вошло в Леонтины, и Дионисий выступил перед ним с речью, в которой в ярких красках описал грозившую ему ночью опасность и потребовал предоставить ему личную охрану. Воины, в большинстве своем все еще видевшие в Дионисии народного вождя, вынесли постановление, разрешающее ему набрать 600 человек для собственной стражи.
Замыслить эту уловку Дионисию помогла любовь к истории и, в частности, хорошее знание классического сочинения Геродота. В этой книге подробно описан путь к власти афинского тирана Писистрата (541 – 528 гг.). «…Он изранил себя и своих мулов и затем въехал на повозке на рыночную площадь, якобы спасаясь от врагов, которые хотели его избить, когда он ехал по полю. Писистрат просил народ дать ему охрану... Народ же афинский позволил себя обмануть, предоставив ему телохранителей из числа горожан… Во главе с Писистратом они-то и восстали и захватили акрополь. Тогда Писистрат стал владыкой афинян». И далее Дионисий действовал по тому же плану.
Он немедленно начал формирование своей гвардии из числа людей необеспеченных и готовых на все. Дионисий без стеснения перешагнул через предписанное ограничение, набрал более 1000 человек, одарив их роскошным оружием и осыпав щедрыми обещаниями. Вместе с тем, он расставил лично преданных ему людей на командные посты в ополчении и в наемном войске, изгнал тех, с кем ему не удалось договориться. В их числе оказался и спартанец Дексипп, которому пришлось закончить службу на Сицилии и отплыть к себе на родину. Отряд наемников, которым командовал Дексипп, Дионисий отозвал из Гелы и принял под свое начало. Одновременно, в целях увеличения числа своих приверженцев, Дионисий вооружил и принял на службу команды из отщепенцев всякого рода и даже преступников. Наконец, сочтя себя достаточно сильным, он двинулся обратно в Сиракузы.
Вступив в город, Дионисий занял своими войсками ключевые места, прежде всего район Большой гавани с морским арсеналом, открыто действуя уже как тиран. Многие горожане были возмущены, но не решились активно протестовать, опасаясь копий многочисленных наемников и осознавая, насколько опасна для государства смута в условиях угрозы вражеского нападения.
Вскоре после этого Дионисий женился на дочери Гермократа и выдал свою сестру Фесту замуж за его шурина Поликсена, для укрепления своих связей с кругом друзей и родственников покойного полководца, влиятельными и состоятельными людьми, поддержка которых была для него очень важна. Таким образом, круг его друзей и политических сторонников стал приобретать черты правящего клана, объединенного родственными узами. На этих людей Дионисий мог положиться в делах правления, к их советам он прислушивался, принимая важнейшие решения. Ядро группы друзей тирана составляли: его отчим Гелорид, братья Лептин и Феарид, аристократы-монархисты Гиппарин и Филист, уже упомянутый Поликсен, а также брат престарелого Гиппарина – Мегакл. Позднее в ближний круг тирана вошли сыновья умершего к тому времени Гиппарина – Мегакл и Дион. Все они были честолюбивыми и энергичными людьми, по разным мотивам связавшими свою судьбу с Дионисием. И если, например, Гиппарин искал, прежде всего, личной выгоды, то Филист действовал из глубокой убежденности в необходимости сильного единовластия для спасения от варваров его родного города и всей Сицилии. Однако, даже занимая высокие государственные посты, располагая деньгами и собственностью, которыми их щедро одаривал Дионисий, все его ближайшие советники оставались в его полной власти, их благополучие и даже жизнь целиком зависели от благосклонности тирана. Что же касается менее значимых фигур из окружения Дионисия, то среди них было множество подобострастных льстецов, как и при дворе любого самодержца испокон веков. Один из них по имени Хирисоф, как-то увидел, что Дионисий громко смеется над чем-то в компании своих друзей, и хотя не слышал, что вызвало смех тирана, поскольку стоял довольно далеко, также захохотал во все горло. Удивленный Дионисий спросил его, над чем это он смеется, ничего не слышав, а Хирисоф ответил: «Я вам верю, что было смешно».
Укрепив ряды своей партии, Дионисий расправился с лидерами враждебных ему и противоборствующих между собой политических группировок. Созвав народное собрание, он добился скорого суда по отложенным делам бывших «стратегов-изменников», вынесшего смертные приговоры Дафнею, лидеру партии олигархов, и Демарху, ранее командовавшему сиракузской эскадрой и возглавлявшему радикальных демократов Сиракуз, после изгнания Диокла.
На этом Дионисию пришлось приостановить свои действия, направленные к достижению политической стабильности в государстве, в связи с началом нового летнего наступления карфагенян, под командованием Гимилькона осадивших Гелу – последний крупный греческий город на южном побережье Сицилии.
Вот тут граждане Сиракуз и убедились, что их новый правитель действительно может легко найти источник получения дополнительных средств на ведение войны, хотя многим сиракузянам такая находчивость показалась воровством и святотатством. Дионисий попросту ограбил сокровищницы всех сиракузских храмов и снял драгоценности со стоявших там священных изваяний. Со статуи Зевса, например, он приказал сорвать покровы и украшения, стоившие восемьдесят пять золотых талантов и, так как слуги стояли в нерешительности, первым дотронулся до кумира. Затем, Дионисий набросил на плечи разоблаченного бога шерстяной плащ и в свойственной ему ироничной манере сказал, что в золоте Зевсу летом было слишком жарко, а зимой слишком холодно. Так же Дионисий поступил и со статуей Аполлона: одному из слуг он велел сорвать сделанные из чистого золота волосы бога. У статуи Асклепия, бога врачевания и сына Аполлона, он велел отнять золотую бороду, сказав при этом, что не пристало носить бороду сыну безбородого отца. В помощи богов, в отличие от денег, новый тиран совершенно не нуждался.
Теперь Дионисий должен был показать свои способности полководца, оправдать возлагаемые на него надежды народа и то высокое положение, которого ему удалось добиться в значительной степени благодаря обещаниям защитить сицилийских греков от истребления. Он выступил в поход и попытался снять осаду Гелы, имея 30 тыс. пехоты, 1000 всадников и 50 кораблей. Но в завязавшейся битве удача была не на его стороне, он был разбит, потеряв 1600 человек. Поражение заставило Дионисия ночью вывести население Гелы и близлежащей Камарины и оставить эти города неприятелю.
Эти трагические события вызвали брожение в войске, против своего стратега выступили всадники, ряды которых состояли из геоморов – крупных землевладельцев, представителей сиракузской аристократии. Они покинули Дионисия, вернулись в Сиракузы и захватили власть. Там восставшие разграбили дом Дионисия и учинили насилие над его молодой женой, после чего она наложила на себя руки.
Узнав о случившемся, Дионисий с отборным отрядом из 700 человек ночью пришел под стены Сиракуз, огнем уничтожил ворота и утром ворвался в город. В непродолжительной уличной схватке воины Дионисия одолели своих противников и частью перебили их, остальные сбежали в городок Этну, на южном склоне одноименной горы. Дионисий довольно легко одержал победу, поскольку основная масса сиракузян не поддержала олигархический мятеж.
В это же время от Дионисия отпали находившиеся в его войске жители Гелы и Камарины. Они удалились в Леонтины, где ранее уже обосновалась часть беженцев из Акраганта, составили новую городскую общину и объявили о своей независимости от Сиракуз.
Между тем карфагеняне подступили к Сиракузам и начали осаду, но вскоре их войско попало в трудное положение из-за разразившейся в лагере эпидемии и Гимилькон сам начал переговоры о мире. В сложившихся условиях Дионисий пошел ему навстречу.
Условия заключенного в итоге договора, разумеется, отражали реальное превосходство карфагенян. Грекам пришлось признать власть Карфагена над всей Западной Сицилией, включая внутриостровные области сиканов и других варварских племен, а также земли захваченных греческих городов: Селинунта, Гимеры, Акраганта, Гелы и Камарины. Жители этих городов получали право вернуться на родные места с условием выплаты регулярной дани захватчикам, но им было запрещено укреплять стенами свои поселения. Особой статьей договора сиракузяне обязывались признать независимость сикулов и греческих городов Восточной Сицилии: Леонтин, Мессаны, Катаны и Наксоса. Дионисий, таким образом, терял всякую власть над сицилийскими греками за пределами Сиракуз.
Плачевные результаты войны, конечно, не могли способствовать укреплению авторитета Дионисия, но он не терял надежду на успех в будущем.
|
|
