Филин
Деспот
Откуда: Барнаул, Россия
|
|
   |
|
Госпитальер
О копьях. Тут, вроде бы, спорить не о чем. Я ведь не утверждал, что все копья римских легионеров были стандартными. Я говорил о "стандартном вооружении", имея ввиду определенный комплект оружия. Повторяю, насколько я знаю (а я, впрочем, не являюсь специалистом по римской военной истории) римские центурионы не имели копий в стандартном наборе их вооружения. И я также не вижу никаких причин, какие могли бы не позволить Лонгину воспользоваться копьем подчиненного ему воина.
О форме Святого копья есть только одно достоверное сообщение - у Клавихо. Насколько сама эта форма копья была "стандартной" для римских войск я судить не берусь.
Что касается функций, которые якобы исполнял будущий святой Лонгин под началом прокуратора Иудеи, его "боевого пути" и пр., то это все - не более чем домыслы (в лучшем случае - гипотезы), не имеющие никакого фактического подтверждения в исторических источниках. Хотя встретить такую "информацию" очень легко, поскольку она кочует из одной малонаучно-популярной книжки в другую, ну и в интернете, естественно.
Константин Филатов
РОЗЫСКАНИЯ О СВЯТОМ КОПЬЕ
1. Зерна и плевелы
Святое копье, Копье сотника Лонгина – под этими названиями в мире широко известна одна из самых таинственных христианских святынь, с которой связано множество прославленных чудес. Это – копье, которым римский воин проткнул бок Христа, висящего на кресте. На протяжении многих веков христиане поклонялись Святому копью, использовали его образ в истолковании евангельских книг и символики Божественной литургии. Но если на христианском Востоке в Святом копье видели преимущественно духовный смысл крестной жертвы и одно из материальных свидетельств главного события Нового Завета, то в западном христианстве, изначально более практичном и рациональном, эта реликвия давно приобрела особое значение могущественного инструмента высшей военной и государственной власти, залога блестящих побед над врагами и счастливого царствования.
На Западе со средневековья наибольшей известностью пользовался «двойник» подлинного Священного Копья – наконечник франкского копья VIII в., со вставленными в него двумя микроскопическими частицами одного из Гвоздей Креста Спасителя. Считается, что за счет частиц Святого Гвоздя, не подверженных окислению и светящихся в темноте, этот предмет обладает чудодейственной силой. От него зафиксировано множество чудес, в том числе исцелений.
Вероятно, это копье было изготовлено в Ватикане специально для государя франков Карла Великого, и передано ему в дар как верному защитнику святого престола. Первое упоминание об этом копье содержится в историческом труде лангобардского историка и епископа Лиутпранда Кремонского «Антаподосис» (книга 4, главы XXIV – XXV), что в переводе с латыни означает «Воздаяние». Рассказывая об истории европейских государств в 887 – 962 годах, Лиутпранд сообщил о победе в одной из битв, которую одержал германский король Оттон I (будущий император Священной Римской империи Оттон Великий) благодаря молитве священному копью, а затем дал его достаточно подробное описание и сообщил каким образом реликвия попала к Оттону. По его словам, копье досталось Оттону по наследству от его отца короля Генриха I Птицелова, который в свою очередь получил его в «дар» от короля Бургундии Рудольфа, «запугав его разного рода угрозами» и пообещав «все его королевство опустошить огнем и мечом», поскольку бургундец отказывался продавать «бесценный дар небес… за какую угодно цену». После такого убедительного предложения «сердце короля Рудольфа смягчилось и он лично передал праведному королю то, чего тот по праву добивался» в начале ноября 926 года. Речь, разумеется, идет ни о юридических закавыках, а исключительно о «праве сильного». Более раннюю (до X века) историю этого копья Лиутпранд представлял туманно, но добавил, что «как утверждают, копье это принадлежало еще Константину Великому» (Лиутпранд Кремонский. Антаподосис; Книга об Оттоне; Отчет о посольстве в Константинополь / пер. с лат. и коммент. И.В. Дьяконова. – М., 2006).
В дальнейшем, с разрастанием вокруг этой реликвии массы легенд и суеверий, ее стали называть копьем Судьбы. Постепенно сложилось поверье, что если копье Судьбы попадет к человеку, способному осознать его чудодейственные тайные возможности и овладеть им, то такой человек сможет взять в свои руки судьбы мира.
Легендарная история происхождения этого копья в умах немецких романтиков постепенно удревнилась до времен ветхозаветных и, само собой, стало считаться, что именно его в свое время использовал сотник Лонгин на Голгофе.
С 1424 по 1796 год это копье хранилось в одном из соборов города Нюрнберга, а затем было переправлено в Вену и с юридическими нарушениями перешло во владение австрийских эрцгерцогов. После аншлюса Австрии в 1937 г. франкское Копье Судьбы возвратилось в Германию и копьем владел помешанный на мистике германский фюрер Адольф Гитлер, рассчитывавший, что эта реликвия обеспечит победу Германии во Второй мировой войне. Еще один высокопоставленный нацист и не менее истовый мистик – Генрих Гиммлер – просил своего фюрера передать эту реликвию на хранение в эсэсовский замок Вевельсберг, но с оригиналом Гитлер расставаться не пожелал, и Гиммлеру пришлось ограничиться копией, которую изготовили из музейных артефактов.
После смерти Гитлера и поражении Третьего Рейха в мировой войне, по одной версии копье Судьбы было передано в музей Хоффбург в Вене, по другой – вывезено в США, а в Вену отправилась его точная копия, возможно, как раз та, которую сделали для Гиммлера – сам наконечник франкский, но вставки к Святому Гвоздю никакого отношения не имеют.
В Европе известна, кстати, еще одна копия того копья, что хранится ныне в венском музее. Она находится в польском городе Кракове, и только в общих чертах соответствует венскому копью.
На протяжении последних двенадцати веков складывалась мифология священного копья в римско-католической традиции и сегодня в запутанных хитросплетениях исторических свидетельств и таинственных откровений, беспочвенных домыслов и бессовестных подлогов нелегко разобраться.
Еще больше затемняет вопрос о подлинном Копье факт обладания Армянской церковью еще одной аналогичной реликвией, которая с XIII века хранится в сокровищнице Эчмиадзинского монастыря. Однако при ближайшем рассмотрении этой без сомнения благодатной святыни любому непредвзятому человеку становится понятно, что «Армянское копье» не может быть Копьем сотника Лонгина в принципе. Хотя бы потому, что оно вообще не является копьем. Более всего этот предмет напоминает навершие некоего знамени или штандарта.
В общем, все не просто… Однако и то, что представляется невозможным, оказывается возможным с помощью Божией. Необходимо отделить зерна от плевел, а для этого начнем с начала.
2. Обретение святыни
Самые первые, основополагающие свидетельства о Святом копье содержат Евангелия. Вот как описывает в своем Евангелии смерть Иисуса Христа на кресте Его любимый ученик – апостол Иоанн. «…Когда же Иисус вкусил уксуса, сказал: совершилось! И, преклонив главу, предал дух. Но так как тогда была пятница, то иудеи, дабы не оставить тел на кресте в субботу, – ибо та суббота была день великий, – просили Пилата, чтобы перебить у них голени и снять их. Итак пришли воины, и у первого перебили голени, и у другого, распятого с Ним. Но, придя к Иисусу, как увидели Его уже умершим, не перебили у Него голеней, но один из воинов копьем пронзил Ему ребра, и тотчас истекла кровь и вода. И видевший засвидетельствовал, и истинно свидетельство его; он знает, что говорит истину, дабы вы поверили. Ибо сие произошло, да сбудется Писание: кость Его да не сокрушится. Также и в другом месте Писание говорит: воззрят на Того, Которого пронзили» (Ин. 19:30-37). Тут необходимо сделать несколько пояснений. Обычно мучения распятых людей длились довольно долго, и смерть наступала, как правило, по прошествии многих часов, а иногда и дней. Но при необходимости у римских палачей был надежный способ ускорить кончину осужденных – перебить их голени. В этом случае распятый человек терял возможность опираться ногами о подножие на кресте и погибал от удушья под давлением собственного тела на дыхательные пути. Иудеи, разумеется, знали об этом. Смерть от удушья считалась очень мучительной и римский воин ударил копьем в тело Христово меж ребер, отчасти из милосердия – чтобы прекратить Его страдания (если Он еще был жив), отчасти для того, чтобы удостоверится в Его уже произошедшей смерти, в которую еще никто не верил, ибо Христос умер неожиданно быстро. Современные хирурги дают два возможных варианта объяснения последствий удара копья. Возможно, что острие копья вонзилось прямо в сердце, пробив перикард и вызвав истечение жидкости из околосердечной сумки и крови из сердца, а это говорит о том, что Иисус умер не от удушья, а от остановки сердца вследствие болевого шока и давления на сердце скопившейся в перикарде жидкости. Но более вероятно следующее. Благодаря Туринской плащанице мы знаем, что удар был нанесен в правый бок Христа. На изображении Спасителя ясно видна рана между 5-м и 6-м ребрами в 10 сантиметрах справа от центра тела. При попадании лезвия в это место не могло возникнуть сиюминутной опасности для жизни, даже если бы копье проникло глубже. Оно бы располосовало плевру, что могло вызвать истечение «крови и воды» – водянистой жидкости, которая собирается между легкими и грудной клеткой во время мучений или болезни. В этом случае «вода» – это жидкость из плевральной полости, количество которой значительно увеличилось из-за бичевания и в результате повреждения поверхности легких. Учитывая большое число ударов бича по груди Иисуса, это вполне правдоподобное объяснение.
Этот «удар милосердия» позднее был весьма положительно оценен последователями Христа, в том числе и потому, что в связи с обстоятельствами Его смерти исполнились два пророчества из книг Ветхого Завета, касающиеся прихода Мессии (Пс. 33:21 и Зах. 12:7), которые и процитировал святой Иоанн. Истечение же воды из тела Спасителя средневековые богословы в большинстве своем были склонны истолковывать как чудо и дополнительное свидетельство Его божественной сущности, не зная о возможности таких случаев в силу естественных причин.
Остальные три канонических Евангелия о роли копья не упоминают, возможно, потому, что их авторы непосредственно на месте казни не присутствовали, и описывали это событие по рассказу какого-то другого очевидца, а не со слов Иоанна. Возможно, они узнали о случившемся от Матери Иисуса, сестры Ее – Марии Клеоповой или Марии Магдалины, стоявших «при кресте» (Ин. 19:25). Но зато они свидетельствуют, что римскими воинами на Голгофе руководил некий сотник (центурион), позже сообщивший Пилату об обстоятельствах смерти Христа («Пилат удивился, что Он уже умер, и, призвав сотника, спросил его, давно ли умер?» (Мк. 15:44). Например, евангелист Матфей сообщает нам: «Сотник же и те, которые с ним стерегли Иисуса, видя землетрясение и все бывшее, устрашились весьма и говорили: воистину Он был Сын Божий» (Мф. 27:54). Евангелист Лука также подтверждает благочестивое высказывание центуриона об умершем Иисусе: «Сотник же, видев происходившее, прославил Бога и сказал: истинно человек этот был праведник» (Лк. 23:47).
Немногим подробнее об этом сотнике и копье, пронзившем тело умершего Христа, сообщает «Евангелие от Никодима», авторство которого традиционно приписывается известному по текстам Нового Завета тайному последователю Иисуса. На самом деле, текст «Евангелия от Никодима» содержит несколько неоднородных по стилю написания частей, что заставляет предполагать, что они были созданы в разное время разными авторами на основе неких несохранившихся записок на древнееврейском языке, составленных предположительно во II веке от Р.Х, и носивших в первые века христианской эры название «Деяния Пилата». Древнейшая часть этой книги, описывающая страсти Христовы и смерть Его, была переведена на греческий язык (как сообщает сам переводчик в предисловии) «в царствование Флавия Феодосия, в восемнадцатый год, и в правление Валентиниана Августа», то есть в 426 году.
«Евангелие от Никодима» признано Церковью апокрифическим, то есть собственно Словом Божиим оно не является, однако это не значит, что его повествование ложно, просто оно не подлежит догматическому толкованию. Сообщаемые в этой книге сведения широко используются в Церковном предании, сохраняющем историческую память христианства. К слову, этот апокриф оказал огромное влияние на формирование церковного учения по вопросу смерти Христа, Его сошествия в ад и Воскресения, а также на иконографию этих событий. Выдержки из него встречаются в сочинениях ранних христианских богословов и у отцов Церкви, в числе которых Иоанн Златоуст.
Десятая глава «Евангелия от Никодима» сообщает об интересующем нас событии следующее. «Один из воинов, Лонгин имя ему, взяв копье, пронзил Ему ребро, и истекла кровь и вода». И далее, в одиннадцатой главе: «Сотник, видя происшедшее, прославил Бога, говоря: «Воистину праведником был Человек сей!» И все бывшие при том, устрашенные виденным, возвратились домой, бия себя в грудь. И сотник донес правителю о том, что произошло» (Книга апокрифов. – СПб., 2005).
Нетрудно заметить, что обе приведенные из этого текста выдержки являются почти дословными цитатами из канонических Евангелий. Новое здесь только одно – сообщается имя воина, чье копье пронзило тело Христово.
Но евангельские сведения не дают возможности твердо установить – одно ли лицо воин Лонгин и неназванный по имени сотник, принародно назвавший казненного Иисуса праведником и Сыном Божиим. Разумеется, каждый центурион – воин в широком смысле слова, однако не каждый воин – центурион.
К счастью, это недоумение снимает еще один (и, к сожалению, последний достаточно достоверный) исторический источник, проливающий некоторый свет на первоначальную историю Святого копья. По рассказу («Житие сотника Лонгина») Исихия Иерусалимского, ученика святого Григория Богослова, учителя и историка Церкви (умершего около 450 года), сразу после казни Иисуса в Иерусалиме случилось землетрясение и солнечное затмение, которые заставили всех устрашиться, и были восприняты сотником Лонгином как небесный знак, подтвердивший божественную природу казненного. Затем, по приказу Пилата, он со своими подчиненными охранял могилу Христа, где они стали свидетелями Его воскрешения, и весь этот ряд событий так повлиял на сознание центуриона и еще двух его воинов, что они отказались лжесвидетельствовать о том, что тело Христа выкрали его ученики (как того хотели иудеи), раскаялись и уверовали в Него, а затем крестились от апостолов, оставили воинскую службу, стали проповедниками христианства и приняли мученическую смерть от рук язычников в Кесарии Каппадокийской в 58 году (Иисус Христос в документах истории. – СПб., 2007). Стоит добавить, что впоследствии Лонгин был канонизирован (день памяти – 16 октября по юлианскому календарю), и этому святому был посвящен один из приделов храма Гроба Господнего в Иерусалиме. В России история святого Лонгина более известна в пересказе Димитрия, митрополита Ростовского «Житие и страдание святого мученика Лонгина сотника» (Жития святых святителя Димитрия Ростовского. – М., 2004). Увы, но о судьбе самого Святого копья житие сотника Лонгина умалчивает.
Собственно имя (вернее, родовое прозвище) Лонгин, что на латинском языке означало «Длинный», было со II века до Р.Х. широко распространено в древнеримском роде Кассиев, многие представители которого оставили заметный след в истории. Например, в период со II века до Р.Х. по I век от Р.Х. известны три римских консула, один из главарей заговора против Гая Юлия Цезаря и прославленный юрист, одинаково называвшихся – Гай Кассий Лонгин. Еще больше известно Луциев Кассиев Лонгинов, среди которых также было немало консулов и государственных деятелей рангом пониже.
С точки зрения логики, римский центурион вполне мог именоваться Лонгином, однако некоторым современным исследователям имя «Лонгин» кажется подозрительным вследствие его возможного происхождения от слова «лонхин» (склонение от греческого слова «лонхи», означающего острие копья), которое евангелист Иоанн использовал в описании прободения Христа во время распятия.
Необходимо также добавить, что по версии еще одной апокрифической книги – «Евангелия от Петра» (глава 8) – сотник, охранявший со своим отрядом Гроб Господень, носил имя Петроний (Апокрифы древних христиан: Исследование, тексты, комментарии. – М., 1989). Основываясь на этом, можно было бы предположить, что подлинным римским именем центуриона и было имя Петроний, а Лонгином (Копейщиком) его прозвали в среде последователей Христа, после его обращения в христианство. Но почва для такого построения слишком зыбкая, поскольку «Евангелие от Петра» в дошедшем до нас виде содержит в некоторых своих строках явно еретические (в частности, гностические, а также иудео-христианские) черты, и, например, авторитетный раннехристианский писатель Евсевий Кесарийский в своем труде «Церковная история» (III. 25) называл это «Евангелие» подложным писанием. Кроме того, ни в каких иных источниках, описывающих страсти Христовы, кроме единственной сохранившейся рукописи «Евангелия от Петра», найденной в Египте в 1886 году в могиле средневекового монаха, имя центуриона Петрония не встречается.
Этим и исчерпываются исторические свидетельства о происхождении Святого копья.
В итоге мы можем уверенно утверждать только следующее. В ходе казни на кресте Иисуса и еще двух разбойников на горе Голгофе близ Иерусалима, осуществленной по приговору прокуратора Иудеи в 26 – 36 гг. Понтия Пилата, центурион Лонгин, возглавлявший отряд римских воинов, непосредственно исполнявших приговор, ударил Христа копьем, чтобы удостовериться в Его смерти. Острие копья погрузилось в кровь Спасителя и было ею освящено, а в мире появилась одна из величайших христианских реликвий – Святое копье.
Согласно христианской традиции, это случилось в три часа дня по местному времени, в пятницу, накануне еврейской пасхи в 33 году от Р.Х.
Возможно, впрочем, что этот центурион носил иное римское имя, а прозвище Лонгин (Копейщик) получил уже в грекоязычной христианской среде, приняв крещение вскоре после Воскресения Христова. Но, в любом случае, копье римского легионера длиной не более двух метров, став христианской святыней, получило имя сотника Лонгина.
3. Толкование богословов
Теперь, чтобы ясно осознать значение Святого копья для христианства, необходимо обратиться к важнейшим книгам православных богословов (прежде всего, святых отцов Церкви), истолковывающим роль этой священной реликвии в судьбоносных событиях на Голгофе.
Святой Августин в «Толковании на Евангелие от Иоанна» пишет, что, подобно тому, как из ребра спящего Адама была сотворена его невеста, Ева, из раны в боку спящего смертным сном Христа была создана его невеста, Церковь. По Августину, вода и кровь – символы святых таинств Крещения и Евхаристии.
С Блаженным Августином согласен и святой Иоанн Златоуст, патриарх Константинопольский, в 85-ой беседе своего толкования сообщающий: «Не без значения и не случайно истекли эти источники, но – потому, что из того и другого составлена Церковь. Это знают посвященные в таинства: водою они возрождаются, а кровию и плотию питаются. Так, отсюда получают свое начало таинства; и потому, когда ты приступаешь к страшной чаше, приступай так, как бы ты пил от самого ребра».
Святой Феофилакт, архиепископ Болгарский, в своем «Толковании на Евангелие от Иоанна» обращает наше внимание, что удар копья в ребро Христа символизирует жертвенный смысл смерти Спасителя, ибо «…посредством прободенного ребра врачуется рана ребра, то есть Евы». Об этом же пишет Евфимий Зигавин, авторитетный византийский богослов XI – начала XII веков, в «Толковании на Четвероевангелие», по интересующей нас евангельской строке: «Итак, Спаситель пронзается копьем в ребро, потому что было прободено грехом и ребро Адама, то есть Ева, и прободение ребра исцеляет прободением же ребра».
Кроме того, в трактате «О Граде Божием» (XV, 26) Августин обращается к еще одному сокровенному смыслу роли копья на Голгофе и соотносит рану в боку Иисуса с дверью Ноева ковчега, сделанной, по божественному указанию, «с боку его» (Быт 6:16) – «через эту дверь входят все, приходящие к Нему, поскольку из нее истекли таинства».
Остается добавить, что в Божественной литургии в память об этом важнейшем эпизоде Страстей Христовых используется копие – обоюдоострый нож для изъятия частиц из просфор, который символизирует собой копье Лонгина, а перед совершением Евхаристии во время проскомидии в вино добавляется вода, что символизирует кровь и воду, истекшие из раны Спасителя.
(Добавление)
4. Подлинная история Копья
Первые пятьсот лет существования Святого копья, к сожалению, никак не отражены в сохранившихся исторических источниках, не знаем мы также обстоятельств и точного времени появления этой реликвии в храме Гроба Господнего в Иерусалиме. Однако известно, что сам храм был построен в 325 – 335 гг. над местом погребения Иисуса Христа по повелению Константина Великого, первого христианского императора Римской империи. Этот храм изначально стал местом почитания реликвий Страстей Христовых, прежде всего Животворящего Креста, найденного матерью этого императора – Еленой – во время организованных ею раскопок на Голгофе в 325 году. Не позднее V века к Кресту были добавлены Губка, которую во время казни, пропитав уксусом, подавали римские воины Спасителю для утоления Его жажды, и Святое копье. Почитание Копья Лонгина в Иерусалиме документально засвидетельствовано с VI века.
Эти реликвии хранились на Святой Земле, входившей в состав Восточной Римской (Византийской) империи, до VII века, когда начался период бурных политических и религиозных конфликтов, кровавых войн и разрушительных походов завоевателей на Ближнем Востоке, вынудивших христиан подыскать для своих святынь более безопасное место.
Речь идет, прежде всего, о продолжительной ирано-византийской войне 602 – 629 гг. В начале мая 614 года Иерусалим был взят штурмом персами после 20 дней осады. Затем три дня в городе царила вакханалия убийств и разрушений, в которой особенно усердствовали союзники персов – иудеи. Не менее 17 тысяч христиан было убито в городе после его падения, а 35 тысяч взяты живьем и угнаны в Иран на принудительные работы. Иудеи разрушили все христианские святилища, в том числе храм Гроба Господнего, они же уничтожили часть христианских реликвий. Главная христианская святыня – Животворящее Древо Креста – была захвачена персами и вывезена в столицу их державы, где и пребывала в плену долгие годы. Однако Губка и Святое копье избежали этой участи. Согласно сообщению одной из византийских летописей (Пасхальная Хроника, 705, 3 – 14), они были спасены и переправлены в Константинополь. В столичном храме Святой Софии Губку выставили на поклонение 14 сентября 614 года, а Копье прибыло в столицу 26 октября. Оно было доставлено уже из плена одним из людей иранского полководца Шахрбараза, захватившего Иерусалим. В столице Византийской империи Святое копье поместили в реликварий храма Святой Софии.
Войну с персидской державой, потребовавшую от империи огромного напряжения сил, византийский император Ираклий I (610 – 641 гг.) победоносно завершил в 629 году. В тот же год он торжественно вернул в Иерусалим величайшую реликвию Честного Креста, переданную ему побежденными персами по условиям мирного договора, а вскоре восстановил и храмовый комплекс Гроба Господнего. Посчитав, что реликвиям Страстей Христовых больше ничего не может угрожать на Святой Земле, византийцы, в след за Крестом, возвратили в Иерусалим и другие святыни. Вероятно, они были переданы Иерусалимской Церкви не позже 630 года, начиная с которого имеются исторические свидетельства поклонения этим святыням в тамошних храмах. Копье Лонгина вернулось ко Гробу Господнему и последующие 300 с лишним лет вместе с остальными реликвиями было выставлено для поклонения паломников, пребывавших в Палестину со всех концов христианского мира.
Во второй половине VII века Иерусалим посетил галльский епископ Аркульф, позже поделившийся своими впечатлениями с ирландским аббатом Адамнаном. Рассказы Аркульфа послужили аббату основой для написанной им позднее книги «О святых местах», но Адамнан не просто пересказывал Аркульфа, но и дополнял его сведениями из других источников. Отдельную, десятую главу своего сочинения Адамнан посвятил Святому копью. Вот ее краткие строки: «Тот же Аркульф точно также видел и то Копье воина, которым он прободал ребра висевшего на кресте Господа. Это копие находится вделанным в деревянный крест в портике базилики Константина; древко этого копья расколото на две части, и его также город Иерусалим посещает, лобызает и чтит» (Аркульф. О святых местах / пер. с лат. И. Помяловского // В книге: Реликвии в Византии и Древней Руси: Письменные источники. – М., 2006). К тому же VII столетию, ко времени после освобождения от Иерусалима от персов, относятся свидетельства о Святом копье иерусалимского патриарха Софрония (634 – 638 гг.) и армянского паломника (Мовсес Каланкатуаци. История страны Алуанк / пер. с древнеарм., пред. и ком. Ш.В. Смбатян. – Ереван, 1984).
В первой половине IX века было оставлено последнее упоминание о нахождении Копья Лонгина в Иерусалиме, где его наряду с другими реликвиями Страстей видел византийский паломник Епифаний, описавший свое путешествие в книге «Повесть о Иерусалиме и сущих в нем местах» (Повесть Епифания о Иерусалиме и сущих в нем мест. Приложение III // Православный палестинский сборник. Вып. 11. СПб., 1886).
Во второй половине IX века все реликвии Страстей, за исключением Древа Креста, вновь были перевезены в Константинополь, в связи с обострением отношений христианской Византийской империей с мусульманами, во власти которых уже несколько столетий находилась Святая Земля. Согласно Повести временных лет, уже в правление императора Льва VI Мудрого (870 – 912 гг.) эти святыни демонстрировались русским послам в Большом дворце византийской столицы (Повесть временных лет / В кн. Памятники литературы Древней Руси. Начало русской литературы. XI – начало XII века. – М., 1978).
В Константинополе Святое копье вскоре приобрело статус, пожалуй, самой почитаемой святыни. По крайней мере, в послеиконоборческую эпоху (после 843 года) в византийской богослужебной практике вошло в традицию торжественное поклонение Святому копью с участием императора и патриарха в Великие четверг и пятницу – предпасхальные дни, которые в VII – IX веках посвящались поклонению Древу Креста Господнего. В числе ряда авторов этот факт засвидетельствовал и византийский император-интеллектуал Константин VII Багрянородный (911 – 959 гг.) в своей книге «О церемониях византийского двора» (I.43). Кроме того, согласно Типикону Великой церкви, как официально именовали греки устав храма Святой Софии, поклонение Святому копью проводилось и на праздник Воздвижения Креста Господнего. Вот как вкратце описывает Типикон X века эту церемонию: «Во святой и Великий четверг поклонение честному и Святому копию, пронзившему животворящее ребро великого Бога и Спасителя нашего Иисуса Христа, от рассвета и до шестого часа в святейшей Великой церкви. На 50 псалме глаголем тропарь четвертого плагального гласа: «Днесь Царь жизни Иудеям предается на распятие, чтобы уничтожить державу смерти и дать человеческому роду воскресение». И после утрени подходит патриарх, и во время поклонения честному копию поется тропарь второго гласа: «Поклоняемся Копию, пронзившему животворящее ребро Твоей благости, и неисповедимое Твое схождение славим». И когда бывают антифоны, глаголется тот же тропарь – «Поклоняемся Копию…» Из этого же Типикона мы узнаем, что в X веке Святое копье хранилось уже в императорском дворце – именно туда его положено было возвращать после богослужения (Реликвии в Византии и Древней Руси: Письменные источники. – М., 2006).
За два последующих столетия византийским императорам удалось собрать в Константинополе все важнейшие реликвии Страстей Господних, ранее хранившихся не только в Иерусалиме, но и в нескольких других городах Ближнего Востока. Поэтому к концу XI века столица Византийской империи стала для христианского мира, в сущности, настоящей Святой Землей, не менее святой, чем Палестина. Слава об этой коллекции зазвучала по всей Европе после письма императора Алексея I Комнина (1081 – 1118 гг.), направленного между 1091 и 1095 годами графу Фландрии с просьбой о помощи против турок. В этом послании император довольно подробно перечислил хранящиеся в его столице христианские реликвии, не забыв и о Святом копье.
Существует предположение, что, в целях проверки подлинности византийского сообщения об имеющемся в Константинополе собрании священных предметов, туда специально направлялись западные паломники. В числе таковых был, например, неизвестный по имени мирянин, житель Северной Франции или Фландрии, скорее всего из числа будущих крестоносцев. Не позже 1098 года он записал рассказ о своем путешествии, известный сегодня под названием «О граде Константинополе», сохранившийся в единственной рукописной копии конца XII или начала XIII веков, созданной в монастыре Сантес-Креус в 30 километрах от города Таррагоны в испанской Каталонии, и ныне эта рукопись хранится в Публичной библиотеке г. Таррагоны. Этот анонимный путешественник свидетельствует, что «во дворце императора», наряду с другими святынями Страстей Христовых, находится «Копие, которым был пронзен Его бок» (Таррагонский Аноним. О граде Константинополе: Латинское описание реликвий XI в. // Реликвии в искусстве и культуре восточнохристианского мира. М., 2000).
На основании этого и сообщений десятков других паломников можно уверенно утверждать, что в конце XI века все константинопольские реликвии Страстей, в том числе и Копье, были сосредоточены в дворцовом храме Богородицы Фаросской, в специально оборудованном реликварии. С большой долей вероятности предполагается, что размещалось это священное хранилище в приделе восточной части южного храмового нефа (Лидов А.М. Церковь Богоматери Фаросской. Императорский храм-реликварий как константинопольский Гроб Господень // Византийский мир: искусство Константинополя и национальные традиции. – М, 2005). Сам реликварий был уникальным сооружением со скатами, из хрусталя и деревянных перекрытий, пропускающими солнечные лучи. Этот преломляющийся свет создавал мистически сияющую и переливающуюся среду, золотые солнечные блики перетекали по поверхности реликвий, которые в большинстве своем оставались доступными для созерцания.
Именно там, в 1200 году, Святое копье наряду с другими святынями Страстей Господних увидел и кратко описал новгородский паломник Добрыня Ядрейкович – будущий новгородский архиепископ Антоний. В его «Книге Паломник» (Книга Паломник. Сказание мест святых во Цареграде Антония архиепископа Новгородского в 1200 году / Под ред. Хр. М. Лопарева // Православный Палестинский сборник. Т. XVII. Вып. 3. СПб., 1899) есть следующее сообщение. «Се же во царских Златых палатах: Крест Честный, Венец, Губа, Гвозди, Кровь лежащее иная, Багряница, Копие, Трость…»
И уже через несколько месяцев – 31 июля 1201 года – священные реликвии Фаросского храма едва не оказались разграблены толпой обезумевшей черни, ворвавшейся в императорский дворец в ходе аристократического мятежа и попытки узурпации власти одним из константинопольских вельмож. Южная часть храма была сожжена, а одна из стен реликвария полностью разрушена. Но самоотверженные действия и выдающееся красноречие скевофилакса этого храма (хранителя ценностей) Николая Месорита остановили и вразумили народ. Справедливости ради нужно добавить, что убедительность слов отца Николая существенно подкрепили копья подчиненных ему стражников.
Кстати, Месорит был не только достойным и безупречно верным своему долгу церковнослужителем, но и выдающимся писателем своего времени. В связи со спасением святынь Фаросского храма он оставил нам риторически украшенную речь, произнесенную в присутствии императора вскоре после описанных драматических событий. В своем тексте он дал метафорическое описание важнейших реликвий Страстей, не оставив без внимания и Святое копье. «Копие, Господне ребро, прободившее, имеющее вид обоюдоострого меча, в форме крестного знамения. Тот, чей взгляд острый и проницательный, увидит, что все оно окровавлено, окрашенное кровью и сверхъестественно источившейся из ребра Спасителя водой» (Николай Месорит. Реликвии церкви Богоматери Фаросской в Константинополе / пер. с греч. А.Ю.Никифоровой // Реликвии в Византии и Древней Руси. Письменные источники. – М., 2006).
Однако избегнув одного разграбления, святыни вскоре оказались во власти других грабителей – участников Четвертого крестового похода, в ходе которого латиняне захватили Константинополь в 1204 году. Французский рыцарь Робер де Клари видел Святое копье и описал его в своих мемуарах, известных нам в переводе на русский язык под названием «Завоевание Константинополя» (часть III, глава LXXXII). Он свидетельствует, что, осматривая захваченный восхитительный и богатейший дворцовый храм, крестоносцы в числе прочих реликвий обнаружили и «железный наконечник от копья, которым прободен был наш Господь в бок».
Тогда некоторые из византийских реликвий были просто украдены кем-то из крестоносцев, в том числе и знаменитая Туринская плащаница. О ней Робер де Клари бесхитростно сообщает, что «никто – ни грек, ни француз – никогда не узнал, что сталось с этим саваном, когда город был взят» (часть III, глава XCII). Но большинство святынь Страстей, в том числе и Святое копье, попали во владение императоров Латинской империи, государства созданного крестоносцами на захваченных ими территориях Византии.
Первым латинским императором стал граф Балдуин IX Фландрский (под именем Балдуина I), последним – его племянник Балдуин II (1228 – 1261 гг.). Это государство оккупантов все 57 лет своего существования безуспешно пыталось подавить сопротивление православных греков силами военных наемников. Первоначально их нанимали на деньги от распродажи захваченных в Константинополе ценностей, но, в конце концов, все, что можно было продать – было продано, и Балдуину II уже приходилось одалживать деньги, где только можно по всей Европе. Крайние финансовые затруднения довели императора Балдуина II до того, что он отдал своего единственного сына Филиппа венецианским торговцам в качестве залога для ссуды денег. Венецианцам же заложил он и 22 реликвии из Фаросского храма, в том числе и «железо святого копия, которым на кресте был пронзен бок Господа нашего Иисуса Христа». Поняв, что выплачивать долги он оказался не в силах, Балдуин в 1238 году передал французскому королю Людовику IX Святому (1226 – 1270 гг.) право выкупить залог и владеть всеми реликвиями навечно. Французский король недаром именовался святым – за огромные деньги он приобрел для своей страны главные священные предметы христианского мира. Только за Терновый Венец Спасителя была выплачена сумма, равная половине национального годового бюджета Франции. В 1239 году Венец спасителя, а в 1241 году и прочие священные реликвии были перевезены из Константинополя во Францию морем; греки пытались перехватить ценный груз в пути, но потерпели неудачу. Юридически право на владение всем комплексом святынь было закреплено особой грамотой, подписанной Балдуином и скрепленной его золотой печатью в июне 1247 года (Гарро А. Людовик Святой и его королевство / пер. с франц. Г.Ф. Цыбулько. – СПб., 2002).
Специально для хранения приобретенных святынь по повелению Людовика IX в Париже был построен королевский храм-реликварий в готическом стиле, освященный в 1248 году. Этот храм именовался Сен-Шапель (Святая Капелла) и он превратил Париж в новый священный центр христианского мира. Знаменательно, что даже само название «Sancta Capella» (фр. Sainte-Chapelle) является не чем иным, как традиционным латинским наименованием Фаросского храма Константинополя.
Казалась, что столица Византии навсегда лишилась всех важнейших христианских реликвий и слава ее, как «светоча мира» безвозвратно померкла...
Вскоре случилось то, что и должно было случиться – Латинская империя прекратила свое жалкое существование. В 1261 году Константинополь был захвачен греческим императором Михаилом VIII Палеологом (1259 – 1282 гг.), восстановившим Византийскую державу, а Балдуин II в панике сбежал из города на венецианской галере, второпях не захватив даже императорские регалии.
А через некоторое время, на удивление католическому миру, в основательно разграбленном Константинополе вновь появляется некая византийская коллекция реликвий, которую греческие императоры охотно демонстрируют важным гостям своей столицы. В том числе оказалось и Копье Лонгина!
В 1403 г. посол кастильского короля Руи Гонсалес де Клавихо видел «железо от Копья, которым Лонгин поразил Господа нашего Иисуса Христа» в особой башне при храме Святого Иоанна Предтечи. По описанию де Клавихо (Руи Гонсалес де Клавихо. Дневник путешествия в Самарканд ко двору Тимура (1403-1406). – М., 1990), Копье хранилось в позолоченном серебряном ларце, закрывавшемся шестью парами опечатанных круглых застежек и особым замочком, открывавшимся серебряным ключом. Тусклый железный наконечник был вделан в покрытую золотом дощечку; он был тонким и острым как шип, имел в своей нижней части отверстие для крепления на древке. Длина наконечника составляла примерно одну пядь и два дюйма, ширина – около двух дюймов. На конце острия виднелись следы крови, причем кровь казалась свежей.
В конце 1437 года или в начале 1438 года «Копье, которое вошло в бок нашего Господа» в храме Святой Софии осматривал испанский идальго и любознательный путешественник Перо Тафур, сообщивший нам об этом событии в своей занимательной автобиографии с элементами рыцарского романа, написанной им около 1454 года. В ней же испанец сообщает как позже судьба его забросила в Германию, где такую же реликвию («железное копье длиной в локоть») ему показывали в немецком городе Нюрнберге, а он несколько опрометчиво сообщил, что уже видел Святое копье в Константинополе. Реакцию нюрнбергских клириков на это свое замечание Тафур описал следующими словами: «Уверен, что если бы не было там сеньоров, было бы мне опасно оставаться с немцами из-за того, что я сказал» (Странствия и путешествия Перо Тафура (1453-1454) / пер., предисл. и комм. Л. К. Масиеля Санчеса. – М., 2006).
Эти сообщения путешественников о константинопольском Святом копье вносили сумятицу в умы христиан того времени, поскольку в Европе реликвий, именуемых Копьем сотника Лонгина, насчитывалось уже несколько. В их числе было и хранящееся в Париже острие копья, официально полученное из Константинополя, не говоря уже о других копьях-«дубликатах», вроде Нюрнбергского.
В дальнейшем судьба константинопольского Святого копья вызывала множество недоумений и по сей день она остается не до конца определенной. Но нам известно следующее.
После завоевания Константинополя турками в 1453 г. некое священное копье досталось османскому султану Мехмету II (1444 и 1451 – 1481 гг.), а его сын – султан Баязид II (1481 – 1512 гг.), желая получить поддержку своей политики от Ватикана, подарил это копье римскому папе Иннокентию VIII (1484 – 1492 гг.) в 1492 году. Подаренное копье не имело кончика острия, что удивило и огорчило папу, посчитавшего, что турки повредили реликвию. Подарок Иннокентий VIII принял, но никаких мер в поддержку правящего османского султана предпринять не пожелал.
Гораздо позднее обнаружилось, что турки в порче копья были невиновны, а отломленное острие, как оказалось, хранилось в парижской Святой капелле со времен короля Людовика Святого. Это было то самое уже упомянутое «железо святого Копия, которым на кресте был пронзен бок Господа нашего Иисуса Христа». Именно так этот предмет был поименован в известной грамоте латинского императора Балдуина II, передавшего права на владение реликвиями Страстей Христовых французскому королю.
Все это удалось выяснить доктору теологии и католическому кардиналу Просперо Ламбертини, ставшему впоследствии папой Бенедиктом XIV (1740 – 1758 гг.). Ламбертини приложил немало усилий в деле изучения ватиканского копья и его исторической судьбы и сообщил о результатах своих исследований в послании «О почитании во святыне», в котором доказал что хранящаяся в Париже реликвия – это обломок ватиканского копья. Сопоставление парижского и римского фрагментов наглядно показало, что они действительно принадлежат одному и тому же лезвию.
Ватиканское копье и поныне хранится в соборе Святого Петра в Риме, его показывают людям только по большим праздникам, да еще и не каждый год. При этом Ватикан официально «не настаивает» на его идентичности Копью сотника Лонгина. На чем же основаны эти сомнения?
Дело в том, что тот же Ламбертини официально отверг подлинность так называемого антиохийского копья, известного в Европе с конца XI века «дубликата» Святого копья. Не приходится сомневаться, что у него были для этого очень веские основания.
Можно предположить, что Просперо Ламбертини пришел к выводу об идентичности ватиканского и антиохийского копья. И это заключение позволяет объяснить многие загадки «размножения» константинопольской святыни.
5. Антиохийское копье
История антиохийского копья вкратце такова.
Латинские хронисты Первого крестового похода повествуют о том, как во время осады Антиохии войсками сельджукского атабека Кербоги копье, найденное крестоносцами 14 июня 1098 года, по указанию «свыше» в антиохийском храме Святого Петра, принесло им избавление от ужасов осады и обеспечило победу в битве с превосходящими силами неверных 28 июня 1098 года. Надо заметить, что «святое копье» обрели провансальцы – выходцы из Южной Франции, участвовавшие в походе под началом графа Раймунда Тулузского (он же граф Сен-Жилль). Соответственно Раймунд и стал первым владельцем антиохийского копья, а непосредственным носителем копья в битве с сельджуками был личный духовник графа и капеллан его отряда – Раймунд Ажильский, впоследствии написавший сочинение «История франков, которые взяли Иерусалим». Уже многие участники тех событий заподозрили в антиохийском копье подлог, но несомненно, что свою роль боевого знамени крестоносцев, укрепляющего воинский дух и ведущего к победе, антиохийское копье все-таки сыграло. И в этом нет ничего удивительного, поскольку необычайное религиозное воодушевление было характерно для основной массы воинов креста. В хрониках Первого крестового похода, за небольшими исключениями, чуть ли не на каждой странице встречаются упоминания о чудесах, явлениях крестоносцам Христа, Девы Марии, апостолов и святых; непосредственное участие которых в действиях крестоносцев описывается как факт, происходивший вполне реально. Небесные знамения в них, как правило, предопределяют ход исторических событий.
Дальнейшие действия крестоносцев были в целом также успешными, и Первый крестовый поход принес Святой Земле освобождение от мусульманского владычества.
После завоевания крестоносцами Иерусалима в июле 1099 года и поклонения святым местам граф Раймунд Тулузский продолжал сражаться с турками и сарацинами на Ближнем Востоке. В том же году он участвовал в разгроме еще одной мусульманской армии, с опозданием подошедшей на выручку Иерусалимского гарнизона, а потом осаждал портовые города на средиземноморском побережье Сирии и Палестины, возглавлял неудачный поход одного из новых крестоносных войск по малоазийским землям. Осенью 1101 года он вместе со своим прославленным копьем и изрядно потрепанным в боях отрядом оказался в Константинополе. Целью визита в столицу империи было урегулирование с императором Алексеем I Комнином вопроса о Северной Сирии и выработка планов совместных действий против их общих врагов. В частности, Сен-Жилль задумал захватить укрепленный мусульманский портовый город Триполи в Ливане. Армянский хронист Матфей Эдесский сообщает («Хронография», часть 3, глава 4), что «когда он достиг Константинополя, император Алексей щедро одарил его и переправил вместе с войском через Средиземное море». Столь дружественные отношения между Раймондом и Алексеем объясняются тем, что граф Тулузский был единственным верным союзником византийцев среди всех вождей Первого крестового похода.
Однако, норманнский хронист Рауль Каэнский в своей исторической хронике «Деяния Танкреда», сообщает, что на самом деле, якобы, граф Раймунд Тулузский задумал войну против италийского норманна Танкреда, правившего Антиохией и с этой целью заключил союз с византийским императором Алексеем. Император снабдил графа средствами, необходимыми для войны, а Раймунд в свою очередь подарил Алексею свое антиохийское копье и отбыл на кораблях в Сирию. К несчастью для Раймунда Тулузского, корабли графа чуть не пошли ко дну, а сам он, прибитый к берегу неподалеку от Тарса, вместе с сокровищами оказался пленником Танкреда, для войны с которым эти богатства предназначались (Заборов М.А. Введение в историографию крестовых походов (Латинская историография XI—XIII веков. – М., 1966).
Известно, что между провансальцами и норманнами на протяжении всего крестового похода постоянно возникали разногласия, раздоры, а то и вооруженные стычки, но, скорее всего, Рауль Каэнский в этом эпизоде просто клевещет на Раймунда и выгораживает своего синьора, который, воспользовавшись ситуацией, просто ограбил бывшего «брата по оружию», заключил его в оковы и бросил в тюрьму. Впрочем, оставим этот весьма вероятный грех на совести норманнского хрониста и даже поблагодарим его за то, что он внес некоторую ясность в судьбу антиохийского копья, надолго перешедшего во владение византийских императоров. Благодаря же упомянутой выше хронике Матфея Эдесского мы знаем, что эти события произошли в «550 год армянской эры», что соответствует 1101 – 1102 годам летоисчисления от Р.Х. Подтверждает эту датировку и немецкий хронист середины XII века Альберт Аахенский, который в своей «Иерусалимской истории» сообщает, что Сен-Жилль оправился морским путем в Сирию в первых числах марта 1102 года.
Итак, мы знаем, что с конца 1101 года в Константинополе хранилось два священных копья: Святое копье из Иерусалима и антиохийское копье, подаренное графом Раймундом Тулузским византийскому императору.
К сожалению ни один из хронистов похода не дал сколько-нибудь подробного описания антиохийского копья, хотя многие из них, несомненно, видели его своими глазами. Мы знаем только, что это копье не было похоже на обычное оружие средневекового европейского воина. По словам того же Рауля Каэнского: «по форме и размеру копье было непохоже на обычное» (usui nostro forma et quantitate dissimilem), и он предполагал, что это копье имело арабское происхождение.
Зато мы точно знаем, как выглядело собственно Святое копье, благодаря зоркому глазу упомянутого выше кастильского посла Руи де Клавихо и его обстоятельному описанию этой святыни.
Разумеется, византийцы четко понимали разницу между этими копьями, и если одно было выставлено в реликварии Фаросского храма для поклонения, то другое совершенно не афишировалось и, скорее всего, постоянно пребывало в какой-нибудь государственной сокровищнице, как предмет, имеющий определенную историческую и идеологическую ценность, как знамя самого успешного крестового похода против мусульман.
Однако для потомственного крестоносца, латинского императора Балдуина II эта разница не была столь существенной, возможно даже антиохийское копье было более «подлинным» в его глазах. Но в любом случае, объявить себя обладателем сразу двух «копий Лонгина» он, естественно, не мог. Поэтому он заложил венецианским банкирам, несмотря на крайнюю нужду в деньгах, только одно «железо святого Копия». А вернее сказать, то, что он заложил, было даже меньшим, чем одно копье. Движимый понятным чувством экономии он ограничился тем, что расстался только с частью антиохийского копья – с обломком его острия, который, впрочем, с точки зрения Балдуина, несомненно, был «железом святого Копия». Сам ли он решился на расчленение священного копья первых крестоносцев, или это сделал кто-то до него, например, в пылу разграбления константинопольских святынь «воинами креста» в 1204 году – можно только гадать. Но факт остается фактом, и в итоге в парижском собрании святынь короля Людовика IX оказался только наконечник антиохийского копья, а его остальная часть через 200 с лишним лет осела в Ватикане после бурных событий крушения Византийской империи под натиском турок-османов.
К несчастью, большинство реликвий из собрания Людовика Святого бесследно исчезли в 1793 году, уничтоженные революционерами-богоборцами, разгромившими Сен-Шапель до основания. Однако несколько важнейших реликвий, переданные для научных целей в Национальную библиотеку, сохранились до наших дней. Это в первую очередь Терновый Венец, большой фрагмент Святого Древа и один из Гвоздей Распятия, хранящиеся сегодня в сокровищнице собора Нотр Дам де Пари, а также Камень от Гроба Господня, находящийся в Лувре. Увы, но тот предмет, что в грамоте Балдуина II именовался «железом святого копия, которым на кресте был пронзен бок Господа нашего Иисуса Христа», пропал безвозвратно на парижской мусорной свалке.
Заключение
А что же подлинное Святое копье? До конца греческого правления в Константинополе эта реликвия там и оставалась, а затем исчезла в ходе захвата и разграбления города воинами османского султана Мехмета II Завоевателя. Кто знает, возможно, Святое копье будет вновь обретено грядущим освободителем Константинополя от иноверцев? Тем самым Константином, что, согласно византийским пророчествам, придет во главе «русого народа» и греков и войдет в город через замурованные турками Золотые ворота. Те же пророчества говорят, что нового византийского императора встретит, выйдя буквально из стены храма Святой Софии, и венчает его на царство некий монах-священник, который веками молился за освобождение христианских святынь с 29 мая 1453 года. Не тот ли святой старец сохраняет священное Копье?
(Отредактировано автором: 27 Ноября, 2009 - 06:28:19) |
|
