|
|
|
§ 4. Заселение Африки вандалами (435 – 442 гг.) Договор 435 г. вскоре оказался нарушен Гейзерихом. Он не желал останавливаться за полшага перед завоеванием Римской Африки. Спустя менее, чем через пять лет оказался захвачен Карфаген (19 октября 439 г. (63) Если для тех, кто помнил, как двадцать лет назад сам Рим оказался в руках готов, и могла существовать новость ужасней, то ей стало известие, что враг овладел городом, в давние времена бывшим для Рима самым грозным соперником. Италия трепетала, ведь с захватом врагами Карфагена ее собственные берега оказывались под угрозой. Действительно, прошло всего несколько месяцев, и стало известно, что Гейзерих располагает большим флотом, готовым к отплытию, но куда он отправится, оставалось неизвестным. (64) Рим и Неаполь были объявлены на осадном положении, (65) магистр войск Сигизвульт отправился на охрану побережья; Аэций со своей армией был отозван из Галлии, а император Феодосий готовился прислать помощь. (66) В Константинополе имели повод для тревоги. Вандальские пираты могли тревожить как западные, так и восточные берега Средиземноморья. Безопасность морской торговли оказалась под угрозой. Было даже сочтено желательным укрепить береговую линию и гавани Константинополя. Гейзерих, беспокоясь боясь, что Италия приняла оборонительные меры, нацелил свою атаку на Сицилию, где обложил Панорм. (67) Город ему не поддался, но возможно, хоть и не точно, что он захватил Лилибеум. (68) Однако вандальский флот возвратился в Африку, вероятно, опасаясь серьезных приготовлений, предпринятых в Константинополе. (69) Правительство Феодосия снарядило большую эскадру, отплывшую на следующий год (441) с намерением выгнать вандалов из Карфагена. (70) Экспедиция прибыла на Сицилию, Гейзерих был напуган. Он начал переговоры, а пока они продолжались, императорский флот оставался в сицилийских водах. Гейзерих всяческими уловками затягивал торг, а тем временем вторжение гуннов заставило Феодосия отозвать свои силы. Таким образом, императоры были вынуждены заключить невыгодный мир. По договору 442 г. две силы заново разделили Африку. Новая дележка почти полностью аннулировала соглашения 435 г. и была несравнимо выгоднее для вандалов. Империя удерживала за собой провинции Триполитания, Мавретания Ситифенская, Мавретания Цезарейская и часть Нумидии, в то время как вандалы признавались хозяевами остальных провинций, Бизацены и проконсульской провинции Зевгитаны. (71) Мавретания Тингитанская, вероятно, в договоре не упоминалась. (72) Она являлась частью диоцеза Испания, а не диоцеза Африка, и, по всей видимости, вандалы никогда прочно в ней не закреплялись. В любом случае сейчас она принадлежала империи, ведь с отбытием вандалов под власть Рима вновь вернулась вся Испания, кроме королевства свевов в северо-западном углу. Такой раздел оборачивался даже большим уроном для империи, чем отягчившая Констанция необходимость отдать Аквитанию визиготам. Лучшие провинции Африки уступались варварам, имевшим даже худшую репутацию, чем готы. Но имело смысл пытаться сохранить положение вещей таким, каким оно было, на долгий период. Аэций понимал, что лучшей политикой будет налаживание добрых отношений с Гейзерихом, чтобы не дать этому честолюбивому и беспринципному монарху повода атаковать Сицилию, Сардинию или даже саму Италию. И ему удалось убедить уговорить Валентиниана дать согласие на помолвку его старшей дочери Евдокии с Гунериком, сыном Гейзериха. Вероятно, соглашение на этот счет было достигнуто еще при заключении мирного договора, хотя окончательное решение и не было тогда принято. (73) Но Гунерик уже был женат. Король визиготов Теодерик отдал ему руку своей дочери. Такой союз между вандалами и готами не радовал Аэция. В интересах его политики следовало бы, скорее, поддерживать вражду между двумя народами, возникшую, вероятно, во время испанской кампании Валлии. Наличие у сына готской жены не стало помехой для Гейзериха, повод отказаться от нее нашли без затруднений. Ее обвинили в намерении отравить короля. (74) В качестве кары ей отрезали уши и нос и в таком виде отправили обратно к отцу. Инцидент положил начало вечной вражде между готами и вандалами. Теодерик вскоре нашел нового союзника, выдав другую дочь замуж за Рехиара, короля свевов (449 г.). (75) Гунерик обрел свободу для заключения куда более блестящего брачного союза с имперской принцессой. Нам неизвестно, предусматривались ли договором 442 г. поставки в Италию африканского зерна, которым римляне кормились веками. При отсутствии ясных указаний на обратное, мы можем смело считать, что во все время существования вандальского королевства излишки производства африканского зерна потреблялись, как в давние времена, в Италии (кроме, пожалуй, нескольких лет, когда продолжалось открытое противостояние); только сейчас эта была уже не дань, а экспорт. (76) Посылать избыток хлеба на италийский рынок было в интересах вандальских земельных собственников. Сами вандалы обосновались в Зевгитании и сделали Карфаген своей столицей. Они отобрали землю в этой провинции у прежних собственников, которые, если не перебрались в другие места, оказались низведены до состояния подневольных работников. Вандалы, будучи арианами, с самого начала усвоили определенно враждебное отношение к ортодоксальному вероисповеданию. По взятии Карфагена католический клир был изгнан, все городские храмы отданы для арианских богослужений. Свое независимое по отношению к империи положение вандалы подчеркнули принятием собственной хронологии, начинавшейся от 19 октября 438 г., даты захвата Карфагена. Нужно отметить, что вандалы теперь занимали в отношениях с империей преимущественное положение, чего никогда не добивалась ни одна из тевтонских наций. Линиями соприкосновения Римской империи с иноземными народами служили Рейн и Дунай. А вандалы, так сказать, зашли империи за спину и приобрели возможность нападать на нее с тыла. Они получили и другое чрезвычайное преимущество: если воспользоваться выражением хрониста, море сделалось проходимым для них. Вандалы построили флот небольших легких крейсеров и нападали на империю с моря, чего никакой иной тевтонский народ не делал или не собирался делать в Средиземном море, хоть саксы и другие племена севера предпринимали набеги на кораблях на ее северные и западные побережья. Таким образом, вандалы могли последовать примеру карфагенян давних времен и распространить свое владычество на западные острова. До самой смерти Валентиниана (455 г.) морские экспедиции вандалов оставались обычными пиратскими набегами, (77) хоть Гейзерих, без сомнения, строил планы подчинения Сицилии. Но вскоре после этого события он захватил (и, кажется, без сопротивления) те две Мавретанские провинции, которые империя сохраняла за собой по договору 442 г., а также аннексировал Сардинию, Корсику и Балеарские острова. (78) Сицилия должна была попасть под его власть несколько позже. Военные и дипломатические успехи сподвигли Гейзериха посягнуть на исконные свободы своих людей. У всех древних германских племен носителем верховной власти являлось народное собрание, лишь в тех случаях, когда создавались постоянные государства на землях империи, как у франков и визиготов, короли постепенно добивались значительной, но не абсолютной власти. Только в вандальском государстве вольные установления без промежуточных ступеней сменились автократией. Узурпация королем не положенных для него полномочий привела к заговору среди знати, потопленному в крови. (79) Старая аристократия была замещена новой знатью, возвышавшейся не по праву рождения, но по заслугам на королевской службе. Вероятно, созыв народных собраний прекратился. Перед смертью Гейзерих издал закон о престолонаследии, (80) тем самым лишив народ права выборов, однако власть короля была столь непоколебима, что его воля, по всей видимости, не встретила возражений. По этому закону королевская власть рассматривалась как личное достояние и не могла наследоваться никем, кроме потомков Гейзериха мужского пола, из которых старший всегда становился королем. Политика Гейзериха полностью отличалась от той, что проводили готы в Галлии. Он добивался создания королевства настолько независимого от влияния Рима, насколько это вообще возможно, и понимал, что для достижения цели кроме всего прочего нужно сохранить ревность своих людей к арианской вере и уберечь их от католической пропаганды. Поэтому он выступал как воинствующий арианин и преследовал ортодоксальных священнослужителей. (81) Он заставлял исповедовать арианство всех, кто находился в его непосредственном окружении. После захвата Карфагена он захватил донатистского епископа Кводвультдеуса и других священников, посадил их на старые дырявые корабли и отправил в море, предоставив на милость судьбы. Им удалось благополучно достичь Италии. Во всей проконсульской провинции епископов изгоняли с кафедр и отбирали имущество. Возвести нового епископа на карфагенскую кафедру было позволено не ранее 454 г., тогда же в некоторых храмах вновь разрешили богослужения по ортодоксальному обряду. Но спустя три года после смерти Деограция прежние суровые гонения вернулись; кафедры в провинции пребывали вакантными, а у священников силой отбирали их книги и священные сосуды. Монастыри, однако, репрессиям не подвергались. Вообще преследования не принимали массового и повсеместного характера. Отдельных людей могли схватить и потащить на расправу, но только по особому королевскому приказу. Убийства или издевательства были, видимо, достаточно редки, поскольку свободы действий своим подручным он не предоставлял. В реализации своей политики Гейзерих считал не менее важным покончить с властью сенаторской аристократии. Он добивался этого столь крутыми мерами, что современный хронист замечал: «Невозможно сказать, к людям ли или к Богу он злее в своей вражде». Он выгонял знать проконсульской провинции из их владений, приказывая убираться, куда глаза глядят. Владеть землей им не позволялось, дабы среди них не вызрела оппозиция королю, а при его наследниках они не могли постепенно вернуть себе политическое влияние. Если они осмеливались остаться на своих землях, им угрожали вечным рабством. После взятия Карфагена большинство сенаторов заставили покинуть Африку. Некоторые отплыли в Италию, другие на Восток. (82) В других частях своего королевства Гейзерих, по-видимому, не прибегал к столь чрезвычайным мерам, полагая, что достаточно будет обезопасить королевскую столицу и центральную провинцию.
----- Пожалуйста, заплатите налоги! Сomes sacrarum largitionum. |
|
|
|
|
§ 5. Равенна Императрица Галла Плацидия, почти десять лет самодержавно правившая на западе и, вероятно, еще пятнадцать оказывавшая заметное политическое влияние, скончалась в Риме в 450 г. (83) Но в памяти она всегда будет связана с Равенной, где находился императорский двор (83) и где она была похоронена в мавзолее, ею самой построенном. Своим достопамятным шагом Гонорий дал новое направление ходу истории и счастливый случай – Равенне. Стремясь найти надежное убежище среди опасностей германского натиска, он перевел правительство и двор из Милана в отдаленный город, окруженный болотами, где сама местность, изобиловавшая лагунами и островами, позволяла оборонять его прочнее, чем любой другой город на полуострове. Взять Равенну, как доказали дальнейшие события, было чрезвычайно трудно, и то лишь предварительно блокировав ее с моря. До Августа это был незначительный провинциальный городок, приметный только недостатком свежей воды, но давший безопасный приют Цезарю накануне его перехода через Рубикон. Август определил Равенне роль базы военного флота и построил в трех милях от нее удобный порт Классис. С городом его соединяла крепкая дамба, проложенная через лагуны. Никому и в голову не могло придти, что со временем Равенна затмит Милан и станет оспаривать у Рима звание главного города Италии. Выбор, продиктованный страхом, оказался политически удачным. Равенна сделалась домом императоров, королей и наместников, и четыре бурных столетия оставалась в европейском мире почти столь же знаменитой, как и сам Рим. Природа обделила Равенну благоприятными факторами. Вот какое впечатление эта местность произвела на путешественника, прибывшего из Галлии вскоре после смерти Плацидии: (85) «Река По частью течет по самому городу, частью обтекает его кругом. Государственные плотины перегораживают основное русло, и потоки воды, слабея, расходятся по отводным каналам, устроенным так, что одни из них наполняют ров вокруг городских стен, а другие позволяют миновать эти стены торговым кораблям – превосходная выдумка для коммерции в целом и для доставки продовольствия в частности. Но незадача в том, что, хоть вокруг вас всюду вода, утолить жажду невозможно. Здесь нет ни акведука с пригодной для питья водой, ни снабженных фильтрами цистерн, ни бьющего прозрачными струями родника, ни чистого колодца. С одной стороны, соленые волны оберегают от нападения городские ворота, с другой, движение судов взбалтывает отвратительные осадки в каналах, или же в вялом течении образуется затор из-за липкой грязи, которую лодочники поднимают со дна своими шестами». «В этих болотах все совершается против обычных правил: вода стоит, а стены падают, башни плывут, а корабли сразу застревают, больной слоняется, а врач лежит в постели, в банях дрожь пробирает, а в домах натоплено так, что не продохнуть, мертвые движутся по водам, а живые ходят посуху, стражники дремлют, а воры не смыкают глаз, священники живут тем, что ссужают деньги под проценты, а псалмы распевают сирийцы, торговцы обращаются в солдат, а солдаты в торговцев, старики играют в мяч, а молодые режутся в кости, евнухов призывают к оружию, а невежды берутся за стило». В этом своем описании автор отмечает присутствие сирийцев, привычных для глаза в городах южной Галлии. Но новая имперская столица влекла с востока не только торговцев. Вероятно, сюда стремились мастера и художники из Сирии и Анатолии, чтобы украсить город Гонория и Плацидии и обучить местных ремесленников искусствам своих родных мест. Иначе трудно объяснить восточные влияния, которыми равеннская художественная школа была отмечена столь явно, что ее называли «полусирийской». (86) Именно художественные произведения, которыми каждый из правителей стремился ее украсить, по сей день остаются причиной чрезвычайной притягательности Равенны. Многие их этих памятников погибли, но многое и сохранилось, и в уцелевших шедеврах оживает картина развития христианского искусства Италии пятого и шестого веков, совершавшегося под покровительством Плацидии, Теодерика и Юстиниана, под влиянием Востока. Строительным материалом для зданий служил преимущественно кирпич, но невыразительность фасадов компенсировалась богатым внутренним декором и сверкающими со стен чудесными мозаиками. Равенна – город мозаик. В Риме мы имеем замечательные примеры этого вида изобразительного искусства четвертого и начала пятого века в церквях Санта-Констанца, Санта-Пуденциана и Санта-Мария-Маджоре, (87) но в Равенне во времена Плацидии искусство создания изображений с помощью цветных кубиков, несомненно, вышло на новый уровень и достигло блестящего расцвета. (88) От императорского Дворца Лавровой рощи (Ad Laurentum) не осталось и следа, но храмы Св. Иоанна Евангелиста и Св. Агаты, молельня Св. Петра Хризолога, (89) Баптистерий и маленькая часовня в память Свв. Назария и Цельса, возведенная, как пристанище для гробниц членов императорской семьи – все это памятники эпохи Плацидии. (90) Базилика Св. Иоанна была построена по обету императрицы, данному, когда ей и ее двум детям угрожала гибель во время кораблекрушения в Адриатическом море. (91) Сюжет об их спасении был изображен на мощеном полу и на стенах, но ничего из первоначальных художественных украшений храма до наших дней не дошло. Баптистерий начали строить, очевидно, еще при жизни Плацидии, но работы были завершены, по всей видимости, после ее смерти архиепископом Неоном. Это восьмиугольное здание с двумя ярусами круглых арок, поддерживаемых колоннами, и увенчанное полусферическим куполом, о котором было сказано, что «древний мир не дал примера столь широкого свода, сложенного из сужающихся к одному концу трубок». (93) Замечательно сохранились мозаики Баптистерия и мавзолея Плацидии. Мавзолей был возведен ок. 440 г. в форме маленького латинского креста, над центральной частью которого возвышается квадратная башенка, увенчанная коническим куполом. (94) Художник-мозаичист достиг здесь совершенной гармонии красок. Купол предстает изысканно синими небесами, испещренными золотыми звездами и арабесками, а в середине расположен большой золотой крест. Внутри над входом два изображения, на одном, вероятно, Св. Лаврентий, другое представляет Доброго Пастыря, но не такого, как «пастырь из катакомбы». (95) Здесь он сидит на камне посреди луга, где пасутся шесть овец, туника у него золотая, мантия пурпурная, голова греческого бога, хоть и окруженная золотым нимбом. В эту прелестную часовню Плацидия перенесла останки своего брата Гонория и мужа Констанция, и она же стала местом ее последнего упокоения. Мраморный саркофаг Гонория расположен справа, а гробница Констанция, в которую позже был положен и Валентиниан III, стоит слева. Ее собственный алебастровый саркофаг установлен за алтарем. Ее забальзамированное тело в императорском одеянии можно было видеть через отверстие в задней стенке, пока в 1577 г. все содержимое гробницы внезапно не сгорело из-за детской шалости. (96) На монетах лицо императрицы передано условно, таким же, как у ее дочери или у других придворных дам ее возраста. Изображение не передает ее истинных черт, так же, как и медальон, два образчика которого сохранились, (97) не позволяет составить четкое представление о том, как она выглядела в действительности. (97)
----- Пожалуйста, заплатите налоги! Сomes sacrarum largitionum. |
|